– Меня заставили.
– Бокий? – сразу понял я.
Щеглов понуро произнёс:
– Да, Глеб Иванович Бокий, начальник спецотдела ГПУ. Я работал у него в лаборатории. Но я ни в чём не виноват, я только выполнял приказания начальства.
– С этим мы ещё разберёмся.
Я перевёл взгляд на Николаева.
– Сколько я уже здесь нахожусь?
– Второй день.
– А Щеглов зачем?
– Только он знает, что это за препарат и как с ним бороться. Я его предупредил: если тебе станет хуже – лично пущу ему пулю в лоб. И гражданин Щеглов проникся. Так ведь, профессор?
– Д-да, – ответил тот. – Можете не переживать: я сразу сказал, что буду сотрудничать со следствием.
– Что они хотели со мной сделать? Вывести из игры? – спросил я у Николаева.
– Наоборот, вовлечь в игру. И ты даже не представляешь, в какую! Когда мы копнули – я не поверил своим ушам. Вообще-то пока это служебная тайна, но раз ты заварил эту кашу, тебе я могу доверять, – усмехнулся начальник МУР. – Глеб Иванович посчитал, что его плохо продвигают по служебной лестнице, и решил, что ситуацию можно исправить, устранив преграду.
– Дзержинского? – догадался я.
– Да. Бокию стало тесно в рамках спецотдела. Захотел выйти на другой уровень: из пешки превратиться в ферзя. А ты, Быстров, стал бы тем, кто убьёт Феликса Эдмундовича.
– Интересно, с какой стати я был должен так поступить?
– Это как раз вопрос чисто технический. С помощью препаратов и прочих методик воздействий на мозг тебя бы так заморочили, что ты бы пошёл на убийство товарища Дзержинского, даже не задумываясь. Само собой, в живых тебя бы не оставили.
– Мне бы понадобилось оружие. Или они хотели, чтобы я убил Дзержинского голыми руками?
– В охране наркома у Бокия есть свой человек. Он бы тайно передал тебе револьвер, и этот же человек потом тебя устранил.
– Хороший план, – вынужденно признал я.
– Не без изъянов, но хороший. Заодно убили бы сразу несколько зайцев. Расследование о смерти Евстафьевой закрылось бы само собой. Про гибель её мужа я вообще молчу. А ведь это было не самоубийство, – задумчиво произнёс я.
– Так и есть. Часть сотрудников спецотдела прошла обработку Павлом Мокиевским.
– Мокиевский? Впервые слышу эту фамилию.
– Он, если можно так сказать – врач. А ещё – сильный гипнотизёр. Возможно, лучший в стране. Евстафьеву приказали покончить с собой, он так и сделал. Всё, что было нужно – телефонный звонок. Как представлю себе, что эти уроды творили с людьми – аж мороз по коже, – поёжился Николаев.