Солнце уже поднималось над городом, когда через узкое окошко чердака метрах в пятидесяти слева от себя она увидела чуть сгорбленную крадущуюся фигуру человека в плаще цвета хаки. От нахлынувшего волнения сердце учащенно забилось, как попавшая в сеть куропатка. «Наводчик!» – молнией сверкнула догадка.
«Успокойся, – мысленно приказала себе. – Он как на ладони, к тому же не видит тебя. Сосредоточься и медленно, не спеша, прицелься. Промахнешься, второго шанса не будет – уйдет».
С первых боевых заданий снайпер Ивушкина привыкла молча разговаривать с собой. Такая, может быть, для кого-то странная манера поведения в боевой обстановке ее действительно успокаивала, помогала сосредоточиться, внутренне собраться.
Мария даже без оптики разглядела красивое, почти юношеское лицо. Цепкая на детали память подсказала, что она его где-то уже видела. Тут же осенила удивившая догадка: немец был похож на ее младшего брата Сашку! Как же оно так в природе устроено, что среди миллионов людей встречаются их копии?
Отогнав ненужные мысли, Маша прильнула к прицелу, затаив дыхание: не промахнуться бы.
Словно почувствовав, что за ним наблюдают, гитлеровец, а это был, скорее всего, младший офицер, резко присел, хищным орлиным взглядом внимательно осмотрелся вокруг.
Через пару секунд он увидел в окошке чердака девичье лицо и направленный на него ствол винтовки и как резаный закричал:
– Нихт шиссен! (Не стреляй!) – немец мгновенно поднял руки. Полы легкого плаща разошлись, приоткрыв на поясном ремне малогабаритную УКВ-радиостанцию. Развеялись последние сомнения: это был артиллерийский корректировщик.
– Гитлер капут, нихт шиссен! Ich will nicht sterben! (Я не хочу умирать!)
Она еще больше удивилась: даже голос низкий, бархатный, почти как у брата. Теперь Мария лучше рассмотрела вражеского лазутчика, его застывшие в страхе большие глаза, нос горбинкой, квадратный, чуть угловатый подбородок. Конечно, сходство с Сашкой не стопроцентное, но оно есть. Наверное, это и сыграло с ней злую шутку.
Марию будто заколдовал Всевышний, в одночасье лишив воли, решительности. На нее обезоруживающе подействовал умоляющий о спасении молодой человек с поднятыми руками, совсем не похожий на отъявленного фашиста. И ожесточенная войной женская душа в последний миг дрогнула, смягчилась, отменив казавшийся уже неизбежным смертный приговор.