Я была уверена, что как только король назначит себе советников, я до конца своих дней больше не услышу ни про охотников, ни про монстров.
Как же я ошибалась!
Очередной приступ стал для меня роковым.
Я несла отцу в аптеку подписанные бирки, когда накатила волна удушья. Остаться на улице или спрятаться в аптеке – выбора даже не стояло. Я домчалась до нее в считанные секунды, закрыла за собой дверь и стала сползать, чувствуя, как душа рвется из тела прочь.
Я могла только надеяться, что отец не примет мой приступ за дар.
В одной из старых баллад пелось, что именно после приступов приходит дар. Тогда простой человек становится охотником. Сильным, ловким и быстрым. Ему не нужны крылья, чтобы летать. Не нужны жабры, чтобы дышать под водой. Он быстрее ветра и тише ночи.
Я долго ждала, что вот‑вот у меня откроются силы или еще какие способности, но… приступы проходили, а способности так и не открывались. Скорее всего, мои приступы имели отношение к неизлечимой болезни головы. Их тем более стоило скрывать от семьи.
Отец бросился на помощь, когда я упала на пол, рассыпав бирки. Но предупредить его я не успела, сознание помутилось и погасло.
Зря я надеялась, что отец промолчит или не будет связывать приступ с даром. Он сразу же выбежал на улицу, громко оповещая соседей, что его дочь – не простая девчонка, а самая настоящая охотница!
Очень скоро вся улица до центральной площади знала о моем даре. Это я хотела сохранить все в тайне и не менять устоявшуюся жизнь, а для семьи, для каждого жителя городка лично знать охотницу – великая честь.
Я пришла в себя слишком поздно. Уже послали за служителем в храм.
– Пап, как это выглядит? У меня чернеют глаза? – допытывалась я у отца, надеясь найти опровержения дара.
– Я видел охотников, дочка. Их выдают глаза. Но твои глаза заволокло белесым туманом, все стало белым, как единое сплошное бельмо!
– Но у охотников черные глаза, – озадачилась я. – Может, ты поспешил? Может, я не охотник?
– Пусть на тебя посмотрит служитель. Он и решит.
Служитель поговорил со мной и с отцом, кивнул и ушел, чтобы вернуться с повозкой, запряженной лошадью.
Саквояж уже был собран. Я выпросила время на сборы и отдельно сложила котомку с травами, перевязав каждый пучок бечевкой и завернув в бумагу.
Мама плакала и обнимала меня. Отец держался, ведь провожать меня собрался весь город. Он обнял в последний раз и вложил в ладонь три монеты.