У меня остановилось сердце. Неужели больше ни одной ставки?
– Всего шесть тысяч монет! Это даже не покрывает моего долга… Прошу вас? Пока не поздно, господа, не жадничайте!
Мужчина, сидевший на раскладном стуле, поднялся.
– Десять тысяч монет, – сухо сказал он. – Это моя последняя ставка.
Наступила внезапная тишина. Владелец рыбной лавки прекратил считать монеты. Он точно определил на аукцион сумму меньшую, чем такое пусть небольшое, но уже вполне себе состояние.
На лицах бандитов отразилось неподдельное разочарование. Но по их хитрым взглядам я поняла, что они только что наметили себе следующую жертву для разбоя.
Да помогут местные боги этому мужчине.
Из кареты Духлаков вышел сам лэрд, на лице которого застыло удивление. Он недоверчиво оглядел меня, словно оценивая, стою ли я таких денег. Зато мой названный папаша был безумно счастлив.
– Это счастливая ставка, дорогой господин! – закричал он. – Десять тысяч – раз! Десять тысяч – два! – Фланн оглядел толпу и поторопился закрыть аукцион. – Десять тысяч…
– Двенадцать, слышь? Мы даем за девчонку двенадцать тысяч! – перебил отца разбойник.
Сквозь пелену выступивших слез я смотрела, как мой возможный покупатель складывает стул и уходит к ожидающей его карете. Успела заметить, как плотоядно улыбнулся перебитой ставке лэрд Пейдин гер Духлак. Ему‑то какое счастье, если я достанусь разбойникам?
Личная месть, что я отказалась от роли его любовницы?
Я отвернулась, обводя слепым взглядом редеющую толпу. Никто не хотел быть соучастником расправы банды надо мной. И ни у кого не было такой суммы, чтобы перебить ставку.
Сердце ныло, горло сдавило болезненным спазмом. Где‑то с края площади слышалось довольное хихиканье Марны Духлак. Я видела, как часть банды отошла от возвышения и наблюдала за мужчиной, сделавшим ставку в десять тысяч. Определенно они желали его сопроводить до соседнего города и облегчить кошель от лишних монет.
Неподалеку я заметила шерифа Парта Бруса. Он тоже наблюдал за мужчиной и бандой. Ну хотя бы тут можно быть спокойной. Шериф не допустит такого вопиющего ограбления. А разбойники дадут повод к задержанию и казни.
Вот только мою участь это совершенно не меняло…
Я настороженно посмотрела в глаза отцу. Тот растерянно пожал плечами и попытался удержать оставшихся зрителей:
– Кто же перебьет двенадцать тысяч ради моей дочери‑красавицы? – воззвал он.