Щуку – на червя! Радость была просто ребячья. Не упустить бы теперь. Куда ее?! Впопыхах, не выпуская из рук удочку, помчался в гору… Как на крыльях вынесло!
Бабка Люда ведро не подала:
– Что ты, батюшко! Выплеснет из ведра-то, – что-то сообразив, добавила. – Погоди… щас!
Опустилась по боковой лесенке и долго искала что-то в подклети. Я в это время через открытую дверь пытался из любопытства всмотреться в сумерки избы.
Вынесла низку: капроновый шнурок с перекладинами.
– На-тко, кукан вот.
Ну «кукан», так – кукан!
– А это кто у тебя, тётенька? – наконец присмотрелся я.
У окошка за столиком сидела девчушка. Лицо светилось бледным пятном. Волосы, не заплетенные, – прямыми льняными прядками. Сидела неловко как-то. Смотрела грустно, казалось вот-вот слёзы польются. Так жалко вдруг её стало… Почему – непонятно!
– Это Олюшка, внученька наша, – пояснила бабуля. – Погостить к бабушке приехала. Да вот скучно ей одной, поиграть не с кем.
«Ну, почти Снегурочка», – подумалось.
Захотелось её ободрить.
– Помоги, Олюшка, нанизать, – шагнул через порог. – Держи щуку-то.
Испуганно, беспомощно захлопала ресницами. Я поправился:
– Или лучше, продевай палочку.
Нанизали. «Спасибо» постарался сказать легко, как старой знакомой. И – под гору на свое место.
Ничего стоящего больше не попалось. Так, с пяток сорожек да пара ершей. Рад и тому. Главная-то добыча у ног маячила в солнечных бликах. Умаялась…. Собрался и, недолго думая, отнес и щуку, и рыбёшку, по горячим следам, на гору.
Бабка выскочила на крылечко.
– Нет, батюшко, не возьму!
– Бери, тётенька, не обижай. Снегурочку свою попотчуешь. А вот низку твою заберу. Вдруг еще что попадётся.
– Да где ж ловишь-то?
Я незаметно начинал переходить на местный говор.
– Дак, на Меланьиных мостках. Ну, до свидания, тётенька.
Домой шел с легким сердцем – не чистить, уже хорошо!
Наутро собрался было управиться по дому: подладить, подчинить кое-что.
Изба моя пустовала давно. Кровля дырами светилась. Да и всё остальное рушилось и валилось. В этих местах через десять лет, бывает, от бесхозной избы остаётся бугорок да заросли крапивы. Ничего не остаётся! Тем более «моя» (хозяин избы, Пряхов Валентин, жил в соседнем колхозе) пригорюнилась на отшибе одна-одинёшенька, последняя среди уже сгнивших подруг. Зато и снял даром почти. Да и в каком месте! На взгорке. Перед каким чудесным озером! Позади лес. Около избы пусто, только четыре старых берёзы взметнулись раздельно, пречистыми стройно-лесными стволами, верхушками до небес! Изба под ними казалась подберёзовиком, поднявшим на шляпке хворост тёса и прошлогодние листья дранки. А как была украшена! Резьба деревянная сохранилась почти полностью до сих пор.