Я вымыл свою и ее кружки и поспешил в свою комнату. Быстро натянул джинсы и худи. Если надеть капюшон, меня легко принять за человека. Довольно высокого и крупного, хотя по меркам нуоли я мелкий. Мой дед был почти два двадцать. Я дорос до двух метров еще в девятом классе и больше ни на сантиметр не увеличился. Только в боках, но я стараюсь много ходить.
Я надел маску, и она показалась тесной. Странно. Я осмотрел себя со всех сторон, она прилегала идеально. Когда маска плохо сделана, она топорщится и больше напоминает резиновые лица американских президентов, которые носят грабители банков в кино.
– Важный день! – Толик постучал и тут же вошел в одних трусах и со всклокоченной бородой.
– Не начинай. – Маска меня нервировала.
– Она тебя достала? – Толик махнул рукой в коридор. – Хочешь, я запрещу ей приходить…
– И как мне это поможет?
– Она иногда бесит. Но она влюблена. И что творит…
Я усмехнулся.
– Ты что-то видел? – Толик ждал.
– Это неэтично. – Я ничего не видел, но хотелось напустить на себя пророческий туман.
– Да брось, я твой лучший друг…
– Как лучший друг, держи своих подружек при себе.
– Ладно, проехали. – Толик посмотрел на меня серьезно. – Какой-то ты бледный.
– Очень смешно. Запиши.
* * *
Я спускался по лестнице с четвертого этажа.
– Мама никогда… Черт! Мама!
Не успел я достать телефон, как он зазвонил. Мама.
* * *
Февраль в городе выдался серым и мокрым. Я шел по грязным тротуарам и приготовился слушать очередную лекцию о сыновней неблагодарности. Нормальные нуоли в моем возрасте уже заводят жену и детей. Я уточняю: как собак? Тогда мама говорит о неуважении к женщинам, что, кстати, неправда. Но сегодня разговор пошел совершенно по другому сценарию.
Мама рассказывала про знакомую, которая уехала по международной программе переселения нуоли на Аляску. Я уточнил, почему на Аляску. Мама ответила, что там есть самый настоящий город, где живут только нуоли. Я почему-то представил картинки из учебника истории, где нуоли еще не носят одежду и живут в специальных хижинах, а мама, как героиня книжки девятнадцатого века, без конца падает в обморок от распущенности нравов. Да, раньше умели развлекаться. Она все говорила и говорила, а я все больше не слушал.
Я не верил, что родители решатся на переезд. Они даже на ремонт в квартире не могут решиться. Удивительное постоянство – обои в полоску, шторы и вообще все в цветочек и бесконечно коричневая мебель. Они могли бы сдавать свою квартиру для съемок сериалов про восьмидесятые. Да чего уж. Они могли бы сами в нем сняться. Папа – слесарь на заводе, куда ходит уже двадцать лет в одной и той же куртке, а мама – мастер маникюра в салоне возле дома. Правда, прическа у нее не из восьмидесятых.