– Вы видите, какое это было время. Брошенный на произвол народ и жирующие олигархи, нищета и чрезмерное богатство. Как многие из вас знают, много позже Глава государства назвал эти времена величайшей трагедией века.
«Разве это было названо величайшей трагедией? – хотел было возразить Василий Петрович. – Я же помню». Но Ярослава как будто услышала его мысли и подозвала к себе.
– Вот вы, – поманила она ладонью Василия Петровича. – Загляните сюда.
Она достала из кармашка форменного халата небольшую книжицу. «Краткий Цитатник» успел рассмотреть обложку Василий Петрович. Ярослава, как фокусник, одним движением раскрыла книжку на нужной странице.
– Читайте вслух! – указала она наманикюренным ноготком место. Василий Петрович послушно прочитал про величайшую катастрофу века и по инерции захватил «от дохлого осла уши».
– Это было лишним! – захлопнула книжицу Ярослава. – Каждой факту – свое подтверждение, – по-учительски строго сказала она и повела указкой вправо от себя: – Пойдемте в следующий зал.
Здесь Василий Петрович ожидал увидеть все те же фотографии, фантазировать, как подсказывал его опыт, власть могла только в одном направлении, но увиденное поразило. Под перетяжкой «Тысячелетняя история Руси» на стеллажах в ряд стояли матрешки и глиняные свистульки, вдоль стен висели балалайки, ложки, а в углу сиротливо застыл макет ракеты-носителя «Ангара». Василий Петрович не удержался и спросил, что это тут делает? Но Ярослава вопроса как бы не услышала.
– Издревле русский народ тяготел к прекрасному. Вы видите, – Ярослава взяла матрешку и повертела ее перед собой, – насколько богата палитра. Наши предки знали секреты художественного мастерства. Этим матрешкам более двухсот лет, а выглядят они как новые. Все представленные здесь экспонаты – подлинная сокровищница русской культуры.
Экскурсанты радостно причмокивали, те, что помоложе подходили ближе, рассматривали подписи, зачитывали их друг другу с удивлением.
Василий Петрович на экспонаты смотрел с брезгливым равнодушием, а во время переходов стремился отстать или спрятаться за спинами остальных. Но всегда как-то так получалось, что, как только они входили в следующий зал, толпа его выдавливала, и он оставался словно один на один с Ярославой. То есть выходило, что именно ему она рассказывала о русской иконе (зал номер три), о достижениях оборонки (залы номер четыре, пять, шесть, в последнем, кстати, стояли надувные танк и самолет – последнее слово резинотехнической промышленности – здесь народ начал активно щелкать друг друга на фоне техники), о великой литературе (зал номер семь: книги расставлены в рядок – как в библиотеке, на корешках ни фамилий, ни названия). После десятого Василий Петрович перестал считать залы, голова кружилась, живот сводило, хотелось забиться в угол и не выходить оттуда никуда.