– Раскаяние, – после долгих обличений проникновенно произнес Терехов (Василия Петрович даже удивился этой перемене: только что человек бесновался и кричал, и вот уже на подиуме – проповедник). – Только деятельное раскаяние спасет каждую заблудшую душу. Не правда ли, Василий Петрович?
Василий Петрович не сразу понял, что вопрос обращен к нему. «Не может быть, промелькнуло в голове. – Ведь не за тем же, наверное, сюда…» Но Терехов с хищной улыбкой тараторил возле, тыча в лицо микрофоном:
– Это Василий Иванов, один из крупнейших, в свое время, ученых-историков. Человек оступился, ему был рекомендован курс загородной реабилитации. Сейчас – внимание, зал! – Василий Петрович на досрочной городской социализации. Мы вас поздравляем!
Зал послушно захлопал. «Сколько можно?» – хотел было сказать Василий Петрович, но от неожиданности не мог произнести ни слова. Повисла пауза, которую Терехов заполнил собой.
– Так вы раскаиваетесь или нет? – крикнул он. – Вы осознали?! Ужас своего положения и гуманность государства?!
Зал угрожающе загудел. Василию Петровичу казалось, что сноп света, направленный прямо в глаза, заполнил его всего. Ничего не оставалось от самого Василия Петровича, только этот жгучий луч, прибивший к креслу, залепивший рот. Оставалось только кивнуть головой, но и этого, едва заметного движения, Терехову хватило, чтобы бросить в зал:
– Он! Ученый! С мировым именем! Раскаивается! А этот, так называемый народный артист, – по экрану вновь поплыли фотографии отступника, – заявляет, что ему не в чем каяться. Будьте бдительны! – обратился Терехов уже к камерам. – Ваш друг в любой момент может оказаться предателем.
8
Красный уголок, судя по размерам и кое-где сохранившемуся интерьеру, когда-то, видимо, был магазином мебели. Народ что-то активно обсуждал, в общем гвалте Василий Петрович слышал только отдельные реплики. Он в нерешительности остановился в проходе, не понимая, куда идти, надо ли здесь отмечаться или достаточно отсидеться где-нибудь в последних рядах. Голова кружилась, в ушах еще стояли крики прежнего, телевизионного, зала и базарные интонации Терехова, погрозившего кому-то напоследок «Вместе мы – сила!».
– А вы почему в обсуждении не участвуете? – дернула Иванова за рукав сидевшая у прохода старушка. – У вас-то позиция есть по этому вопросу?