Пространство опасной зоны в рассказе «Забытый эксперимент» четко структурируется: просто опасное пространство и пространство особо опасное.
Таким особо опасным пространством в рассказе становятся развалины взорвавшейся полвека назад лаборатории. Пейзаж, в который вглядываются герои, каждой своей деталью несет мотив мощного разрушительного процесса, смерти (груды оплавленного камня, обугленная земля).
В рассказе «Чрезвычайное происшествие» весь космический корабль, находящийся в длительном полете, становится пространством беды, окрашенным в характерный для беды цвет:
«В коридоре ползали и летали мухи. Их было так много, что стены казались черными, а под потолком висела как бы траурная бахрома» [3;213].
Часто небольшое сюжетное время рассказа заставляет авторов сразу начать повествование с мотива беды. Рассказ «Шесть спичек» (место действия – планета Земля) начинается с облавы контролирующих органов из Управления охраны труда на исследовательский институт, поскольку ученый Андрей Андреевич Комлин производил над собой опасные эксперименты и в данный момент лежит в полусне-полубреду на больничной койке.
С беды начинается рассказ «Чрезвычайное происшествие». Развитие сюжета представляет собой постепенное нарастание беды. Это нарастание беды подается в рассказе при помощи логического резюме и ссылки на уже имеющийся опыт штурмана корабля:
«Произошло самое страшное, что может произойти на корабле. Это бывает очень редко, но лучше бы этого не случилось никогда. <…> Три года назад Виктор Борисович участвовал в спасении экспедиции на Каллисто. В экспедиции было пять человек – два пилота и трое ученых, – и они занесли в свой корабль протоплазму ядовитой планетки. Коридоры корабля были затянуты клейкой прозрачной паутиной, под ногами хлюпало и чавкало, а в рубке лежал в кресле капитан Рудольф Церер, белый и неподвижный, и лохматые сиреневые паучки бегали по его губам» [3;209].
И эта степень беды все возрастает по мере знакомства с объектом, воплощающим беду: жидкость «Леталь», способная убить и быка, оказывается бессильной перед космической мухой, мало того, раздавленная муха тут же возрождается, повторенная стократно. («Чрезвычайное происшествие» [3;214])
Часто мотив беды сопряжен с мотивом чрезвычайного, поэтому чрезвычайное становится сигналом беды (биолог Малышев обращает внимание окружающих на то, что у космической мухи, в отличие от земной, восемь ног).