Впрочем, следовало проявить должную благодарность, поэтому я попыталась высказаться дипломатически:
– Я бы рада поучаствовать, но, может, вам лучше разгрести завалы вдвоем? Не мне решать, что из вещей оставить, а от чего избавиться. Если места там достаточно, часть можно сложить куда-нибудь в угол, а мне хватит и остального пространства.
– Знаешь, наверное, тебе лучше присоединиться к нам, если, конечно, не возражаешь, а то мы так и будем откладывать. И вряд ли ты сможешь долго соседствовать с вещами Кейтлин в углу. Мне, например, вовсе не улыбалось бы хранить где-нибудь у себя барахло твоего бывшего. Время пришло. А те вещи, которые Франческа захочет оставить, она может сложить у себя в комнате.
Я обняла его. Теперь оставалось донести наш план до Франчески.
Заканчивается март, уже не за горами Пасха, а я не видела папу практически с Нового года, когда Массимо неожиданно оказался свободен и смог отвезти меня в деревню в Суссексе, где находится папин дом престарелых.
Не хотелось вспоминать тот день и ужасное поведение папы при Массимо. Отец выкрикивал какую-то неразборчивую чепуху про «сиреневые окна» и постоянно норовил ударить его тростью. На обратном пути я рыдала в машине, а Массимо ругательски ругал «неблагодарного старого хрыча», подробно описывая, сколько тратит на его содержание: «Знаешь, во что мне обходится его стрижка, хотя у него осталось три волосины? В семнадцать фунтов!»
После того визита у Массимо всегда находились отговорки, чтобы не везти меня туда: то он расстроен, то занят, то устал. Самое смешное, что самостоятельно я добраться не могла, поскольку папа всегда отговаривал меня учиться водить машину, боясь, как бы и я, подобно маме, не погибла в автокатастрофе. Конечно, поначалу у меня еще оставались подруги, которые могли меня подвезти. Но если они приходили к нам, Массимо всегда встречал их недружелюбно, а когда я собиралась куда-то пойти с ними, устраивал немыслимые сцены. Поэтому со временем все прежние знакомые растворились в тумане, сочтя нашу дружбу слишком тяжелым трудом. И меня все еще трясло от выговора, который Массимо закатил мне в последний раз, когда я потратила целое состояние на такси.
Так что теперь мне вообще не удавалось видеться с папой.
Но в последнее время Массимо, похоже, стал гораздо снисходительнее. Может, просто меньше нервничал на службе, но он то и дело приносил мне чай в постель, массировал плечи и даже заводил разговоры, не поработать ли мне в его фирме: «Давай подумаем об этом осенью, когда Сандро вернется в школу». Такое поведение резко отличалось от его обычного «в фирме все слишком переменилось с тех пор, как ты там была. Люди готовы друг другу глотку перегрызть. Не думаю, что ты справишься».