Лушка мне даже нравилась своей приветливостью. Умела она многое, трудилась справно. Может, из детдомовских?.. Я все время собиралась порасспросить ее о жизни: кто такая, откуда, но как-то повода все не находилось, так просто же с такими вопросами даже к выпивохе не поступишься – решимость нужна.
А почти год назад не усмотрел Митяй – взяла Лушка где-то паленый самогон да и отравилась. Он вызвал скорую, но помочь уж нельзя было. Лушку увезли в город и похоронили за казенный счет.
В те дни Митяй подошел к моей калитке и, давясь слезами, сказал: «Вот, нету больше Лушки. Дура какая, мало я ее гонял. А скучно так без нее, не поверишь…» Я ему пособолезновала, но его чувства списала на алкоголь, которым от него разило. Хотя и мне было Лушку очень жаль.
И в этот раз, когда я приехала в деревню, Лушкина смерть здесь уже давно была новостью вчерашнего дня, обсуждали другие животрепещущие темы, а я вот про нее, такую незадачливую и смешную, вспомнила. Может, из-за встреченного Митяя. Вот ведь бедолага, как жизнь провела!..
Я привычно собралась к речке за водой, глядь – а тропинки-то нет! Заросла она так, что и не пройдешь. Я взглянула на огород Митяя и ахнула: да, картошку он посадил, но ботвы сквозь сорняки не разглядеть, клетки для кроликов пустые… Говорили, что поначалу сильно горевал Митяй по ней, а потом зажил прежней жизнью. Если б так! Видно, и правда неинтересно ему стало без Лушки-то. И поговорить не с кем, и гонять некого. Может, он так же, как и я, глядя на эту заросшую усадьбу, вспоминает смеющуюся Лушку, которая поет про одинокого гармониста, безбожно перевирая мотив.
Мои коллеги часто рассказывают о своих родителях. В основном жалуются. И все эти рассказы напоминают не истории о близких людях, а какие-то военные действия. Меня это не перестает удивлять. И еще я думаю, как мне повезло в жизни – я росла в любви, которая не кончилась и со смертью родителей. Потому что любовь вечна.
Мама говорила, что как только я родилась, первым делом засмеялась. Детство запомнилось мне всепоглощающим абсолютным ощущением счастья. Как только просыпалась, это счастье затопляло меня целиком, так, что трудно было справиться с таким избытком чувств, и думала, что вот-вот взлечу. Я просто обмирала от любви ко всему сущему и любопытства, что день грядущий мне готовит. Может, поэтому в ранние годы я предпочитала больше петь, чем говорить. Я и сейчас напеваю периодически, забываясь, но под взглядами прохожих замолкаю. А раньше мне было без разницы – есть свидетели или нет. Особенно в транспорте. Как только раздавался шум мотора или колес, для меня это был сигнал – аккомпанемент пошел! «Называют меня некласивою, так зачем же ты ходишь за мной…» – выводила я хит моего детства. Пассажиры смеялись, маму это тоже смешило, но она сдерживалась, чтобы меня не обидеть. Я и не думала обижаться. У меня была до того жизнерадостная физиономия, что это настроение передавалось окружающим. А старшая сестра меня стеснялась. Однажды она взяла меня с собой. «Вот троллейбус подошел… – увлеченно пела я громким голосом по дороге. – А бабушка не успела… Двери захлопнулись…» Что видела, о том и пела, как акын. Конечно, народ изумленно оглядывался. Вернувшись домой, сестра категорически сказала: «С этой дурой я больше никуда не пойду».