Еще Митяй дом отремонтировал, потом кроликов завел, кур. И еще двух собак, с которыми общался не по-деревенски. То есть он брал их с собой в магазин, покупал колбасу, тут же отламывал по куску и бросал собакам. Сельские люди так никогда не поступали. Они давали собакам кашу, да и то ее надо было заслужить, ведь собаки и особенно кошки на взгляд сельского жителя дармоеды. А уж о колбасе и речи не было – это роскошь! Да и дорого.
Дети Митяя по выходным навещали его, жена-то давно умерла. Делился он с ними припасами и подумывал уже о собственной пасеке. В общем, наладил он образцовое хозяйство что твой немец и жил себе поживал, забот не зная, служа нам примером.
А лет 10 назад прибилась к нему одна баба из тех, что зовут перекати-поле. Неизвестно, из каких краев, одинокая и непутевая. И имя-то у нее было такое, киношное – Лушка. Сейчас такие редко дают. Да и сколько ей лет, было непонятно – и 30 дашь, и 50. Попросила то ли воды напиться, то ли в хозяйстве помочь, да так и осталась. Митяй мужик был еще крепкий, видный, сильный. А Лушка – длинная, тощая, ни кожи, ни рожи. Заявилась в юбчонке старой да кофте с чужого плеча. Это уж потом Митяй ее одел. Да и мы вещи ненужные отдавали. Лушка их под себя перешивала.
Сам он выпить был не дурак, но меру знал, да и на хозяйстве это не сказывалось. Лушка же напивалась до образов, буянила.
Митяй кричал:
– Опять напилась, кроликов не закрыла!
А она:
– Да без выходных вкалываю, надоело! Отдохнуть нельзя, помещик чертов!
Он и гнал ее со двора, гонял как сидорову козу, может, и поколачивал – кто знает? Ругались они часто – а она не уходит и все. Потом отсыпалась и становилась такая виноватая-виноватая, тут же кидалась в работу и вкалывала не покладая рук. Глядя на ее трудовые подвиги, Митяй смирялся. Идешь, бывало, мимо их усадьбы, а Лушка полет и напевает дурным голосом, зато от души: «Словно замерло все до рассвета, дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь. Только слышно – на улице где-то одинокая бродит гармонь…» И улыбается всем соседям приветливо. Митяй осаживает: «Хватит голосить!» А Лушка только хохочет. В деревне над ней подсмеивались снисходительно – как водится, если человек сирота подзаборная да еще выпивоха. Была она баба незлобивая, свое место знала, на подколки не обижалась. Денег у нее чаще всего не было, если только дачник какой заплатит за услугу – за домом присмотреть, например. Как мы порой просили и денег немного давали для стимула. Поначалу я опасалась, что она, поскольку пьяница и денег своих не имеет, будет подворовывать. Каких-то ценностей особых не было, но все равно жалко – тот же серп, лопату… Но ничего такого не произошло – не брала она чужого. То ли по жизни честная, то ли уже ученая, что так просто воровство не проходит.