– Каникулы закончились, но в школе объявили карантин по гриппу, прикинь, в конце учебного года, странно, да? Правильно говорят, весь мир сошел с ума, даже вирусы стали ненормальные…
– Сама тоже с ними останешься? – перебила я. – А то ведь от Москвы до Питера на «Сапсане» всего четыре часа. И тут о тебе только что кое-кто спрашивал.
– Кто-о? – Даже не видя подругу, я живо представила, как она приосанилась и накрутила на палец рыжий локон.
– Валерий Петрович Чайковский, помнишь такого?
– Ваш участковый? Как не помнить! Когда мы шмякнули ему на стол выловленный из болота портфель убийцы, у него было такое лицо – век не забуду! [1] – Подруга радостно захохотала, но быстро оборвала смех, сообразив: – Погоди-ка… У нас новая детективная история?!
– Похоже на то. – Я быстренько рассказала ей, что к чему.
– И ты не позвонила мне сразу же? – обиделась Ирка. – Думала обойтись без меня? Не выйдет! Все, заканчиваем разговор, мне надо срочно кое-что узнать.
– Пока, – усмехнулась я, вполне довольная разговором.
У меня не было сомнений: «кое-что», которое побежит выяснять подруга, – это расписание поездов на Санкт-Петербург.
Глава 2
Вой собаки Баскервилей
Подозреваю, что поставку застройщику нашего ЖК дверных звонков осуществляли враги. Они секретно посовещались – «Пс-с, пс-с! Нам нужно больше невротиков в этой стране!» – и снабдили три тысячи квартир нового жилого комплекса звонками-аудиозаписями иерихонских труб и сводного хора сорока тысяч воинов.
Особая подлость в том, что звукоизоляция в доме хорошая, шагов в коридоре и возни под дверью не слышно, и вдруг – ту-ру-ру-ру, падите, стены Иерихона! Всякий раз, когда дверной звонок оживает, кому‑то слабонервному впору умереть на месте.
– Гос-с-споди! – Я подпрыгнула, как лежала: плашмя.
Макбук, установленный на животе с опорой на согнутые коленки, перекосился, съехал на диван. Я вывернулась из-под него, села и попыталась нащупать ногами тапки, но концерт для иерихонской трубы с оркестром дополнился барабанными ударами в дверь – пришлось поторопиться.
– Да иду я!
Звонко шлепая босыми ногами по гладкому ламинату, я пробежала в прихожую и распахнула дверь, даже не поинтересовавшись личностью иерихонского трубача.
Потом узнаю его имя. Когда стану писать на свежей могилке.
– Но, но! – Нарушительница спокойствия отшатнулась. – Что так неприветливо‑то?