Дело в том, что и Петюнина благоверная тоже была совсем не дурочка выпить. Причём алкоголь оказывал на нашу дворничиху какое-то удивительное воздействие, открывая такие свойства её натуры, которые были совершенно недостижимы в трезвом состоянии. Она словно вместе с градусами принимала внутрь бациллы смелости, так что если вдруг её дорогой друг жизни, не прочувствовав суть момента, пытался инициировать семейную разборку, то немедленно получал скалкой в лоб. Такой реприманд кардинально менял Петюнино ощущение реальности, и он начинал извиняться задолго до наступления момента протрезвления. Дворничиха мужа любила и поэтому извинения принимались незамедлительно, после чего нашедшие счастливый консенсус голубки продолжали общение с любимой народом сорокаградусной валютой.
Как и в любом уважающем себя дворе, в нашем тоже имелись лавочки и бессменно дежурившие на них бабушки. По части информированности о делах жильцов они составляли достойную конкуренцию Петюне, а по части наличия свободного времени заметно его превосходили. Их скорпулёзному социально-экономическому анализу подвергались практически все обитатели нашего дома и характер этого анализа представлял из себя совокупность замечаний в-основном критического характера.
Особенно от них доставалось разбитной девушке по имени Люська. Бабушки называли её Шлюськой и камня на камне не оставляли от её косметики, нарядов и внешнего вида. Прилетало от них и Люськиным кавалерам. Сам предмет их повышенного внимания это нисколько не тревожило, и она сама время от времени подбрасывала дворовым прокуроршам горячий материал для их непарламентских расследований. Впрочем, Люська довольно быстро выскочила замуж и уехала в неизвестном направлении. Отъезд главной героини никак не отразился на деятельности наших присяжных заседательниц и они немедленно переключились на других жильцов.
Досталось как-то раз от них и уже вступившему в пору студенчества мне. Дело было летом и стояла такая изнуряющая жара, что необходимость носить штаны казалась досадным недоразумением, ущерб от которого надлежало минимизировать всеми возможными способами. Во исполнение этой нетривиальной мысли я и натянул на себя шорты, которые моя бабушка недавно соорудила из готовых вот-вот развалиться польских джинсов. Надо сказать, что для Москвы конца 70-х ношение шорт не являлось делом обыденным и широко распространённым. Особенно доставалось решившимся на такой эксперимент девушкам. Юношам, правда, тоже перепадало.