– Вот ведь жизнь! У Егоровны сейчас, небось, дым коромыслом – внук Витька приехал с друзьями, а мой Сашка всё по заграницам мотается. То ли философский камень ищет, то ли Атлантиду… И внук Петька с ним. Тоже археологом хочет стать. И чего хорошего? Два года уже их не видел. Петька, правда, пишет. Часто и помногу, деда не забывает.
Петрович тепло улыбнулся и снова поднял рюмку. И опять поставил её на стол. В одиночку пить не хотелось.
– Вот жизнь! В рождественскую ночь пропадает человек ни за грош!
Старик выбрался из-за стола и вышел в ярко освещённый вестибюль. Кот Тимофей, как всегда, сладко спал на широкой батарее да ещё на новеньком матрасике в ярко-красный горошек.
– Тимка! – позвал Петрович. – Хватит дрыхнуть, счастье своё проспишь. Иди посиди со мной.
Кот приоткрыл блестящий зелёный глаз, потянулся и повернулся на другой бок, к Петровичу спиной.
– И ты, Брут!.. – горько сказал старик и поплёлся обратно. В зале мигнула и мелодично зазвенела гирлянда на ёлке. Девять часов.
За окном падал снег, светили фонари, в дворницкой было тепло и уютно, только на праздничном столе сиротливо стояла гранёная рюмка, полная золотистой ароматной жидкости.
– Вот жизнь! Эдак я весь праздник один просижу. Надо срочно принимать меры.
Петрович прошёл в зал, включил весь свет, какой только было можно, и неторопливо стал обходить картины.
– Этот, в очках, с книжкой, не годится: после второй рюмки заснёт. Может, вот этот рыцарь? Нет, больно молодой да здоровый, ему ящик одному нужно. Да и железа на нём многовато – паркет испортит, Егоровна тогда меня в порошок сотрёт… Сталевар?.. Лицо доброе, хорошее, да, скорее всего, скучно с ним будет. Работа, план пятилетний… Том Сойер?.. Пацан классный, но только с ребёнком пить нельзя. Байкер?.. Этот свой мотоцикл ни за что не оставит, а мотоцикл нам здесь без надобности…
Обойдя зал, старик обескураженно остановился.
– Рисуют чёрт-те что, а Владимир Никитич покупает. Вкус потерял, что ли? А ещё Школа Искусств…
Старик повернулся к выключателю и только тут заметил в нише за колонной бронзовую скульптуру на постаменте из чёрного мрамора.
– Вон, вчера ещё одного привезли. Сумасшедшие деньги заплатили. А за что? Ишь, разодет-то как! Небось, ростовщик еврейский, не иначе. А посох-то!
Петрович подошёл поближе.
– Старик, как и я. И волосы, видать, тоже седые. Только вьются. И борода кудрявая… А с лица красивый. Не то, что я… Егоровне бы понравился…