Первая странность ее поведения, была обнаружена однажды утром, через три-четыре месяца после рождения. Кира проснулась и молча лежала в своей кроватке – разглядывая свои маленькие пальчики, щупая ладошки. Потом, меня уже не удивляло, что при пробуждении дочь не плакала, ничего не просила, просто сидела в кроватке, занимая себя сама. Она вообще была идеальным младенцем, развивалась соответственно возрасту. Хорошо спала, не капризничала, так что эти тихие пробуждения я списывала на спокойный темперамент и отличное здоровье.
Кира рано начала говорить, все понимала с полуслова, в полтора года уже читала выученные детские стишки, бегала на горшок и вовсю рисовала.
Рисованием она была готова заниматься в любое время суток, я не помню ни одной детской игрушки, которую дочь любила бы больше, чем простые карандаши или восковые мелки.
На полу я расстилала большие куски ватмана и оставляла Киру ползать по полу, вырисовывая загогулины и черточки, из которых впоследствии складывались ее первые рисунки.
Эту идиллию нашей маленькой семьи, когда дочка ползала и рисовала, а я могла спокойно заняться домашними делами, часто сопровождали внезапные истерики. Кира вдруг бросала с силой карандаш и заходилась в громком плаче, весь ее вид указывал на внезапное горе, постигшее ребенка. Не в силах помочь, я бегала вокруг, причитала, прижимала к себе в попытках успокоить. Но Кира рыдала навзрыд, бросалась на пол и тогда листы ватмана сворачивались в старый, оставшийся от студенческих времен тубус, до следующего раза. Что я – одинокая мать могла знать о воспитании детей? Передать опыт мне было некому, подружки были еще бездетны, лишь в книгах я искала советы и нужную информацию. Сейчас я понимаю, что книги были не те, надо было искать источники не модные, а проверенные временем. Русские сказки более смогли бы мне помочь, чем Бенджамин Спок или «Советы молодой хозяйки».
Впоследствии, когда Кира уже могла сносно объяснить свои чувства, я узнала, что истерики эти были связаны с невозможностью нарисовать именно ту картинку, что была в голове у дочери. Несоответствие красоты, наблюдаемой внутри, с тем рисунком, что могла в своем раннем возрасте нарисовать Кира, не устраивало ее. Она хотела добиться совершенного результата. Из-за невозможности нарисовать задуманное Кира начинала ненавидеть себя, свои несмелые ручки маленького художника, ненавидеть карандаши, бумагу, саму ситуацию – в которой чувствовала свою бесконечную беспомощность и слабость.