– Со мной что? – поинтересовался Халил.
– С тобой? – постучал костяшками пальцев по столу Тропицкий. – А что с тобой? Посидишь до новостей в остроге. Отпустить я тебя не могу. Поверить – поверил, а вот отпустить – по службе не дозволено. Верблюдов твоих не трогаю. Бумаги сами на повозке заберем. Ты, кстати, напиши расписку, чтоб твои отдали без ругани их. Жена вроде дома ждет. Как она? Хотя да… у вас же таких вопросов не задают. Какое, мол, тебе дело до моей жены? Так ведь!
– Так, – побагровел Халил.
– Ну, значит, и я не буду. Давай так! Сидишь тихо, не буянишь. Если твои слова подтвердятся, то я сразу тебя отпускаю, перед народом лично выйду и расскажу, что и почему. Хорошо?
– А если не подтвердятся?
Тропицкий махом выпил стакан и громко крикнул:
– Кривец! Живо ко мне!
Фельдфебель будто подслушивал около двери – в ту же секунду открыл ее и вошел в комнату.
– В острог. До распоряжения! И расписку с него возьми, чтоб тюки отдали. И потом сразу к нему домой за грузом.
Халил молча развернулся и, не давая себя вести под руки, вывернулся от Кривца в сторону.
– Сам пойду! – буркнул он и вышел из кабинета.
– Ну, сам так сам, – поправил Кривец на плече сползающее ружье, – уговаривать не буду, значитца.
Оставшись один в кабинете, Тропицкий долго сидел, молча уставившись на стеклянный графин, закрытый бумажным кляпом. Затем вытащил кляп, развернул газету и расправил ее по углам.
«Газета “Казах” от 23 марта сего года сообщает, – прочитал он отрывок вслух, – что Алихан Букеханов в своей программе “Письма из Петрограда” отвечает на многие вопросы, поставленные мусульманской фракцией в Государственной думе, и считает, что ни один из них не отражает настоящей повестки дня, а именно: земельный вопрос в казахских степях рассматривается властями как не имеющий важности во время вой ны; продолжается обсуждение призыва инородцев в армию, а ответ на него уже дан автором в предыдущих статьях – казахи не способны служить в пехоте и не выдержат казарменных условий. Казахи годятся только для службы в казачьих вой сках…»
Тропицкий, снова скомкав газету, воткнул ее в графин и тихо сказал, запрокинув голову:
– А если не подтвердятся, то уже к казакам…