Стражник немедленно прибыл и опустился на колени.
– Говори. – Император стоял спиной к собеседнику, заложив руки за спину. – Как именно все это произошло?
Он думал, что придется угрожать, но стражник неожиданно ответил:
– Хорошо, я все расскажу.
Хунли стремительно обернулся и удивленно взглянул на него:
– Ты во всем признаешься?
– Да, – ответил Хайланча с предельной откровенностью. – Ваше императорское величество, барышня Инло и не думала запираться. Она сказала, что вы мудры и внимательны и наверняка сразу догадаетесь, в чем дело, а потому велела мне во всем сознаться, если вы спросите.
Хунли холодно усмехнулся.
– Не пытайся задобрить меня лестью. Расскажи мне все – ладно, птиц можно обучить, но как справиться с рыбами?
– Барышня Инло попросила меня подготовить сорок мешочков с кормом для рыб, каждый мешочек нацепить на бамбуковый шест и расставить шесты в ряд на дне озера. В нужный момент наживка выпала из мешочков наружу и привлекла карпов, которые принялись поедать ее, выстроившись в ряд и следуя за движением волн, словно отдавая поклоны…
Дослушав, Хунли яростно выдохнул:
– Что за изощренный ум!
Осторожно взглянув на него, Хайланча как бы невзначай заступился за Вэй Инло:
– Барышня Инло сказала, что император изо всех сил постарается порадовать вдовствующую императрицу в ее день рождения, и ее цель ничем не отличается от его – ей не жаль никаких усилий, лишь бы вдовствующая императрица была довольна!
Хунли погрузился в молчание.
Он вовсе не собирался обвинять Вэй Инло.
Кто из дворцовых дам готов вложить столько времени и сил в детальное исполнение подобного хитроумного плана? Даже если бы они и придумали что-то похожее, наверняка поручили бы все подчиненным.
– Ступай. – После долгого молчания император вдруг потерял к разговору интерес.
– Слушаюсь. – Стражник вышел и уже собирался закрыть дверь, когда Хунли снова его окликнул:
– И запомни накрепко: теперь это моя наложница и называть ее следует «старшая наложница Вэй»!
Хайланча остолбенел, а потом низко склонил голову:
– Слушаюсь.
Выйдя из зала, Хайланча поднял голову и, обращаясь к изогнутому крюком месяцу над головой, тихо спросил:
– Не знаю, Фухэн, правильно ли я поступил? Им-то я помог, а вот что теперь будет с тобой?
А в это время в обители все так же неподвижно стоявший перед статуей Хунли пробормотал про себя: