Тетушка Лю поднесла свиток, и перед собравшимися развернулась прекрасная картина.
Но при виде просторных речных берегов, силуэтов рыбацких лодок и двух гордо вздымающихся к небесам вершин благородная супруга Чунь сразу опознала полотно:
– Это же… Чжао Мэнфу, «Осенние краски вокруг гор Цяо и Хуа»?
Она быстро взглянула на Хунли и только тогда обнаружила, что он впился взглядом в картину, а лицо его закаменело. Он медленно спросил:
– Это старшая наложница Вэй вам ее преподнесла, матушка?
Почему он вдруг упомянул Вэй Инло?
Блестящий ум вдовствующей императрицы быстро распознал все чувства, что таились в его вопросе, и она с довольной улыбкой ответила:
– Так и есть… Помнится, ты как раз любишь такие пейзажи? Давай я подарю ее тебе.
Хунли, изо всех сил сдерживая гнев, улыбнулся.
– Разве может почтительный сын отказаться, когда у матушки столь благие намерения?
Эти «благие намерения» разозлили императора на все утро.
Даже в обед он почти не ел, и все блюда унесли нетронутыми.
– Ли Юй. – Император с необычайно мрачным видом стоял напротив «Осенних красок вокруг гор Цяо и Хуа». – Вот ты нас рассуди: пускай я был к ней несправедлив, зря ее обидел. Почему бы не поступить, как младшая супруга Цзя: прийти ко мне, поплакать, объясниться? Она сама мне ни слова не сказала, решила терпеть в одиночку, а теперь меня винит, что я был с ней жесток!
Ли Юй осторожно спросил:
– Ваше императорское величество, вы… хотите, чтобы я сопроводил вас во дворец Яньси?
– Что ты себе такое позволяешь? – набросился на него император.
– Слушаюсь! Простите болтливость ничтожного раба, что заслуживает смерти! – Евнух подумал, что неправильно понял волю священного владыки, и решил больше не упоминать дворец Яньси.
Он надеялся, что уж теперь-то ошибки не будет, но всего через пару мгновений Хунли снова обрушился на него:
– Почему ты все еще здесь?
Слуга преклонил колени. Не зря говорят: «Дружба с повелителем подобна дружбе с тигром», – его милость в один миг может смениться гневом, в этот момент Ли в полной мере ощутил эту старую истину на себе. Все-таки идти ему во дворец Яньси или нет? Может ли император, наконец, сказать точно, чего он хочет?
На самом деле Хунли не мог сказать этого точно даже самому себе.
В один миг он хотел просить у нее прощения, в следующий – отказывался от этой мысли из-за ревущего внутри ущемленного самолюбия. То он злился, что она посмела вручить вдовствующей императрице его дар, то не мог удержаться от оправданий: