Народа река бесконечно течёт.
Бессмертный наш полк гордо, грозно идёт.
В могучий поток слились сотни людей.
Есть скромное место там и капле моей.
Иду я в колоне и с другом беседа.
Сжимаю древко с фотографией деда.
Шагами солдатскими мерим дорогу.
О дедах, что знаем, говорим понемногу.
Идём мы без страха, нам ничто не грозит.
Победных лет музыка громко звучит.
Призывно, душевно мотивы плывут.
Но страшные годы беспощадно влекут.
И рад бы напеть я мотив тот простой,
Но сжало вдруг горло накатившей слезой.
Я слушаю друга, что-то сам говорю,
А меж разговоров на деда смотрю.
На выцветшем фото он обычный живой.
Какой же мой дед был тогда молодой!
Я возраст примерил его на себя –
Горела от страсти под ногами земля.
Казалось, что нет предо мною преград.
Соперник любой, ой, не был бы мне рад.
Жизнь била ключом за собою маня.
И думал, мир создан был лишь для меня.
Смотрю я на деда, говорю про себя –
Годами по возрасту мне в сыновья…
Но вдруг я осёкся и внутренне сжался.
От мыслей нежданных совсем растерялся.
Представил себе, что как дед молодой,
Прижался к земле я под «той» высотой.
Злорадно смертельно пули-дуры свистят,
Бесчисленным роем зловеще летят.
Как хочется в землю поглубже уйти,
Где пулям, тем дурам, уж меня не найти.
И вижу, поднялся мой дед над землёй,
И пуль вдруг не стало над моей головой.
Шёл дед мой к вершине, злобный рой уводя,
В благой тишине оставляя меня.
Иду я по городу в шумной толпе,