И потянулись к нему казаки за дельным советом, и на возраст пенять ему уже и перестали. Гераське его житие по нраву стало. Вспоминал о Дуняше, деде Кузьме и Аське с жалостью. Но то былое, худое забылось, осталось одно благое, всем обязан он Дуняше. Ему свою судьбу наладить, а опосля и им подсобит.
Сидя в яме, продрогший Гераська обдумывал свое положение. Смута пришла, все признаки. Митяй взбаламутит братцев. Ишь удумали Голову, дядьку Федора, смести и им свойского к избранию навязать, установить удобные себе порядки. Ладно бы на общаке, по добру, а то силой, да что силой – оговором. Вот энто подло, то подло, оговором взять верх. Что за времена темные пришли.
– Герасюшкааа. Симушкааа, – вдруг кто шепотом протяжно позвал.
– Наталка, ты?
– Не шуми. Я энто. Сокол мой, како ты? Зельне зашиб Митяй тебя?
– Впоряде. Токмо в голове шумит, да в ушах звон все никак не утихомирится.
– Дроля мой, – немного поохав, девка затараторила: – А тут-то что деется! Наведался московит царский, вятший муж. Болтают, якобысь, порядки наводить. А кой баской – ужасть!
Наталка осеклась: не о том и не Гераськи.
– Эвоно… Да, только порядки энти до странности. Похоже, что верных людей погонють и себе угодных провозгласят. А Митяйкины кто? Дельные были б, а то лихие да разбойные. Не видать тепереча справедливости. Кромешники всякую крамолу и на пустом месте изыщут и с кого пожелают взыщут. Бают, что сам царь велел несогласных на месте без суда казнить. Неужто в уговоре писано о казнях, а, Симушка? Мутно на душе. Бачко еще не возвертался. Потащила его нелегкая, да не ко времени.
Наталка тараторила, охая да ахая, не давая и слово вставить. Гераська поднял руку.
– Погоди лопотать. Что докатится до нас тьма кромешная, мы с батькой твоим уже обмозговывали. Ты батю, как явится, упреди… – не досказал, послышался грозный басистый окрик.
– А ну, кто тут?
Наталья, будучи бойкой, не стала прятаться, тут же откликнулась:
– Наталья я, дочь Федоровская, – и вызывающе добавила, – Головы твойного! Воды да поесть плененному вами, окаянными, велено снесть. Лука, это ты, шо ль?
– Я. Кому еще быть.
В ответ раздался низкий и грозный голос стражника. Он неторопливо подошёл ближе, пристально разглядывая Наталью.
– Кем велено? Шо ты мне завираешь! Дуй отседова, нечего тут крутиться. Твоему Герасько завтра на суд перед общиной.