Слова Сафиры, словно гром, грянули над залом советов, заставив примолкнуть всех присутствующих. Некоторые даже позабыли дышать, услышав дерзкое, почти неприличное обвинение принцессы. Десятки глаз перебегали от Сафиры к ее противнице, ожидая, наблюдая, спрашивая. Конечно же, королевская дочь ни на секунду не сомневалась, что Элайн именно та, за кого себя выдает. Конечно же, она была абсолютно уверена в том, что духи не завладели телом отважной воительницы, которая наверняка нашла бы способ умертвить свою плоть, прежде чем тени коснулись ее ледяными щупальцами. Для любого из дэль Хаинэ, которые испокон веков владели мечом смерти, было очень легко в случае необходимости остановить чье-либо сердце, в том числе и собственное. И тем не менее Сафира высказала вслух мысль, которая была бредовой по определению. Она сделала это при десятках свидетелей, желая лишь одного – унизить бывшую соперницу, отплатить за пять нестерпимо долгих лет, когда та, сама не зная об этом, причиняла принцессе невыносимые страдания. Подобная месть была недостойна дочери великого короля. Многие посчитали бы ее поступок не просто глупым, но совершенно безрассудным и крайне опасным. Девчачья выходка, которая могла повлечь за собой такие последствия, с которыми не сразу справятся бывалые государственные мужи. Но Сафира не смогла сдержаться и сейчас упивалась тем, какой эффект произвели ее слова на собравшихся, а главное – на саму Элайн, под непроницаемой маской которой пылало пламя, отражаясь в серых, казавшихся стальными глазах.
– Ты обвиняешь мою дочь в пособничестве Злу, пятая из Дома даль Каинэ? – Джоро вэр Орро вскочил со своего места, буравя принцессу взглядом, в котором было столько ненависти, что сердце Сафиры пропустило несколько ударов кряду. Вообще-то, ритуальную фразу, припасенную для таких случаев вездесущим этикетом, должен был произнести король, но Кайро молчал, опустив глаза. Уже в который раз ему приходилось мириться с сумасбродными поступками дочерей, мириться молча, чтобы не сделать еще хуже им и всей семье. А он, как правитель гигантской империи, должен был заботиться еще и о своих подданных, в том числе о тех, кому бросали вызов его беспечные отпрыски. Иногда Кайро очень жалел, что Олген, единственный здравомыслящий человек во всем их Доме, не является его кровным сыном и потому не может первым наследовать трон.