После универмага Грегсон внезапно ощутил голод. Очень захотелось поужинать в местной таверне и заказать буайбес с местным белым вином, но этого не позволил непреклонный шофер, торопивший к отплытию парохода. Сразу поехали к порту.
На тесной, загроможденной набережной аппетитно пахло жареной рыбой, морской водой и водорослями. Шофер, подхватив вещи, проводил Грегсона до причала, где был пришвартован и уже дымил трубами белоснежный пароход «Мюирон». Там шофер без лишних слов вручил Грегсону билет первого класса до Александрии: «Мюирон», в отличие от большинства других рейсов, отходил из марсельской гавани поздним вечером. Шофер коротко пожелал семь футов под килем и оставил Грегсона в одиночестве.
Уже почти стемнело. Грегсон взбежал по трапу и ощутил легкое покачивание палубы под ногами. Он бросил прощальный взгляд на набережную, на портовый маяк, на уютные городские огни, на копошащихся возле борта чаек и, не дожидаясь финального пароходного гудка, в сопровождении улыбающегося стюарда направился в свою каюту. Там он по достоинству оценил чистоту, уют и прохладу белоснежной каюты, вид, открывающийся из иллюминатора, надраенную до солнечного блеска латунь, красное дерево и мягкость малиновой кожи меблировки. Грегсон удовлетворенно кивнул и выдал щедрые чаевые стюарду. Потом он запер дверь, закинул саквояж на полку, сунул браунинг под подушку, разделся, упал в койку и проспал без сновидений до самого утра.
Утром он проснулся от стука судовых двигателей, который отдавался в мозгу, словно заклинание: «Тут, а не там! Тут, а не там! Тут, а не там…».
Грегсон стряхнул с себя наведенный морок. Каюта слегка вибрировала от работы ходовых машин. Яркий свет проникал сквозь иллюминатор. Снаружи доносились пронзительные крики чаек. Какое блаженство! Впереди ещё целых три дня оплаченного сладостного ничегонеделания! Грегсон снова провалился в сон, из которого вывел звонок – сигнал к первому завтраку. Пусть идут к черту! Грегсон прикрыл глаза и снова погрузился в полудрему, но спустя всего несколько минут в дверь каюты настойчиво постучал стюард и любезно пригласил забывчивого пассажира пожаловать к завтраку. Великая честь: лично за ним специально прислали человека. Пожалуй, все-таки стоит пойти.
Грегсон надел купленный вчера легкий белый полотняный костюм, белую шляпу и парусиновые туфли. На палубе было прохладно, а на открытых местах, куда набегал поток воздуха от движения парохода, даже холодновато, но утепляться совсем не хотелось. Пароходный дым сносило к палубам третьего класса. На море стоял штиль, но кожу холодил набегающий поток воздуха, вызванный движением парохода. Бирюзовое море в далекой дымке сливалось с голубым небом. Над палубой с криками проносились чайки. Грегсон возблагодарил судьбу за неожиданно представившуюся возможность хоть ненадолго вырваться в благословенный средиземноморский рай из серого закопченного города, из бледно-зеленой Англии, напоминающей своими пейзажами вареный шпинат. Он еще долго стоял и дышал полной грудью, вглядываясь в горизонт, пока вдруг не вспомнил, что давно пропустил начало завтрака. Невежливо.