Поза Айзека кажется напряженной: каждая мышца его тела напружинена, точно он сдерживается. Чтобы не уйти? Не сболтнуть лишнего? Не взять снова за руку Вэл?
– Мы правда все вместе снимались в детской передаче? – она никак не может поверить в это. Папа никогда не позволял ей смотреть телевизор. Она оглядывается на крыльцо, которое ведет к единственной безопасной двери, и вздыхает. Нельзя ни уйти с похорон отца, ни попросить бывших приятелей остаться. – Обещайте, что позвоните мне. У меня нет телефона, но я дам вам номер Глории.
– Конечно! Мы… – начинает Маркус, но Айзек его перебивает:
– Твоя мама уже знает?
– Что? – резко оборачивается к нему Вэл.
– Про смерть твоего отца.
– Моя мать… – она натягивает рукава ниже, закрывая следы от старых ожогов на запястьях и жалея, что нельзя спрятать и кисти тоже. – Она погибла.
Айзек недоуменно хмурится, затем широко распахнутыми глазами переглядывается со спутниками, точно в поисках поддержки.
– Кто тебе такое сказал?
– Папа.
Вот только… Он говорил, что родственников больше нет. Это не всегда означает, что они все мертвы. Сердце Вэл начинает биться чаще.
– Я видел ее пару лет назад, – Айзек выкладывает правду осторожно, словно ставит банку с тунцом перед дикой кошкой. – Она как раз живет неподалеку от того места, куда мы едем. Если хочешь, я могу выяснить ее адрес и номер телефона.
Папа солгал.
Солгал, не говоря при этом неправды. Просто позволял верить в обман все прошедшие годы, хотя знал – не мог не знать, – что дочь считала себя ответственной за смерть матери. Однако поддерживал заблуждение, чтобы только Вэл оставалась рядом.
– Я еду с вами, – объявляет она, не давая себе времени передумать из-за внезапно вспыхнувшего страха, что нежданные вестники перемен могут сейчас исчезнуть и вновь увезти ее прошлое и будущее с собой вместе с возможностью узнать о матери – боже, у нее до сих пор есть мама?
А что останется? Поминки в компании тех, кто никогда не знал отца, потому что на самом деле никто его не знал. Как никто не знал и Вэл, потому что она сама себя не знала.
– Что, серьезно? – спрашивает Маркус.
– Простите, я имела в виду: можно мне поехать с вами? Мне нужно увидеть мать. Не хочу… – Вэл медлит, рассматривая собеседников, которые неожиданно бросили ей спасательный круг. Может, когда она протянула руку в темноту и попросила помочь, то желала получить именно это, пусть и сама еще не догадывалась? Поэтому сейчас решительно заканчивает: – Не хочу больше находиться здесь.