– Так и быть, – сдался Митрич, – стирку на себя беру. Только, чур, машинку починить!
– И это называется уступки? Мне за машинку пятьдесят тысяч без торга дают. А ты готовку с уборкой да участок вешаешь.
Митрич пытался отыскать более заманчивые для помощника условия. Приходилось выкручиваться: явившиеся по объявлению женщины просили втридорога. И собирались работать не больше трех дней в неделю. И кто их балует? Скрутить бы говнюка в бараний рог, честное слово! Нового знакомого упускать ох как не хотелось. Во-первых, руки золотые. Во-вторых, жилье ищет, а у Митрича три комнаты свободны и кладовушка. Кстати… Эх, была ни была!
– Уговорил! Я тебе спаленку с отдельным входом отдам. Живи на здоровье!
Спаленку? Шарик насторожился: как бы не лопухнулся Николай – дело-то выгодное. Глядишь, и будка новенькая выгорит! Вместе с цепью.
– И пса на довольствие беру! Только без изысков.
– Предложение интересное, – оценил маневр Николай. – Мы подумаем.
– Да чего тут думать?! – топнул ногой от накатившей ярости хозяин.
– Да хоть о характере твоем. И о режиме работы. На круглосуточную вахту я не согласен. Мне деньги зарабатывать надо. Ну и вечера свободные иметь…
– Знаю я твои вечера – бухать без просыпу…
– А я о чем? Ну и характер: одной рукой манишь, другой в лобешник норовишь вмазать. Я к свободе привык. И Шарик тоже.
Митрич задохнулся от возмущения: ну и бомжи пошли! Чисто барышни кисейные!
– Да я тебе… я…
Пока искал, что бы такое добавить, Николая с собакой уж и след простыл.
– Эй, куда ж вы…
Нет, надо помягче с ними быть. Поласковее. Ушли вот, а могли бы наледь с дорожек сбить. И коммунальные оплатить – через пару дней пеня пойдет, а самому до банка не добраться.
– Ладно, прям завтра и начну, – пробормотал Митрич, затаскивая авоську с картошкой в кухню. – Благо хоть на рынок сходили. С паршивой овцы хоть шерсти клок, да мой будет.
Николай никак не мог решиться на предложение старика. Терпеть не мог зависеть от кого-то. Свободу свою превыше всего ценил. И спокойствие. Понимал, что вечерние улеты в винные дали никому не могут нравиться. Но и остановиться не мог. Ради чего? У каждого своя жизнь. Какая кому досталась. Чего мучиться угрызениями совести и терзаниями всякими – переделал дела, улегся под теплый собачий бочок, выкушал бутылек – и отдыхай.