*
Возле дома под легким моросящим дождем красуется черный внедорожник. И мне даже в голову не приходит спросить, кто именно приехал, потому что эта махина – полная копия своего самоуверенного хозяина: громадная, наглая и восхитительно красивая.
– Я накормлю твоего мальчика обедом, Таня. Если ты разрешишь.
– Хорошо. Спасибо. Лука, слушайся, пожалуйста, тетю Марьям.
Сын смотрит то на меня, то на нее, и в последний момент кивает. Соглашается. Наблюдаю за тем, как они направляются к дому, и чувствую взгляд на себе.
Резко оборачиваюсь.
Расул осматривает новое платье и отмечает глазами платок на голове.
Забив на правила приличия и этикета, срываюсь с места и заворачиваю за угол, чтобы попасть в свое крыло.
Ускоряю шаг, чувствуя, что меня вот-вот догонят.
Ноги не слушаются. Руки висят плетьми.
Я разбита.
– Уходи, – кидаю, слыша, как за спиной хлопает дверь.
Быстро убираю ночную рубашку с кровати.
– Привет, – игнорирует мою просьбу Расул.
– Я попросила тебя уйти, – повышаю голос.
Судорожно тереблю шелковую ткань и вытираю пальцами набегающие слезы.
– Просто поверить не могу, что ты так поступил со мной, – не сдерживаюсь. – Как… – срываюсь. – Как я должна здесь жить? В качестве твоей второй жены? Серьезно?
Он подходит ближе и, сделав резкий выпад, стягивает платок с головы.
– Ты все знал, да? – ничего не вижу вокруг. – Специально меня сюда затащил?
– Ты бредишь?..
Расул дышит шумно. Осматривает мое лицо. Злится.
Нет. Он в ярости.
Так же, как и я, черт возьми.
– Может, и за говнюка Салтыкова я тебя заставил замуж выскочить?
Немыслимо! Претензию мне высказывает!
Быстро оглаживаю пылающее лицо и сдерживаю трясущийся подбородок. Собираюсь с силами на ответ.
– Ах, вот в чем дело! Это месть, да? Хаджаев, как это низко! Мстить мне за то, что я не страдала по тебе десятилетиями!
Усмехаюсь. Но недолго.
Жестокая сука во мне вдруг надламывается. А под ней – неуверенная, хрупкая девочка, которая начинает бездумно причитать:
– Как ты мог, Рас? Как ты мог подумать, что такой вариант меня устроит?
– Какая разница, если вы в безопасности? – спрашивает он глухо, сверля глазами скулу. – Какая разница, если тебя больше никто не трогает?..
– Мне было лучше, когда страдало мое лицо, а не гордость! – кричу отчаянно. – Так мне больнее!.. Ты хоть раз подумал обо мне, когда решил сотворить такое?