Как она оказалась в больнице, я узнал позже от её сына и соседей. Претензий ко мне не было ни у её сына, ни у соседей. Претензии были только у моей матери. А произошло следующее. После матча Шура пришла домой. Живот у неё не болел, и она легла спать. Всё началось около четырех часов утра. Необычный позыв буквально выбросил её из постели. До туалета она едва добежала и долго из него не возвращалась. Когда сын проснулся и собрался идти на работу, она из туалета уже не выходила. На обед сын пришел домой к двенадцати, густой, неприятный запах стоял по всей квартире. Обед был не готов, и она снова была в туалете, откуда доносились слабые стоны и характерные неприятные звуки. Сказав всё, что он о ней думает сын голодным ушел на работу. Время подошло к часу дня. В животе у неё никак ни унималось. И если она поначалу бегала в туалет бегом, то потом стала едва доходить, держась за стены. Намешав три литра марганцовки, она её кое-как выпила. Если у неё до этого лилось только снизу, то теперь стало фонтанировать и сверху. Силы её стали окончательно покидать, и около четырёх часов она решилась на последний отчаянный шаг – она на четвереньках доползла до соседей, которые и вызвали скорую помощь. Машина пришла быстро. После беглого осмотра её на носилках унесли в машину и под вой сирены увезли в городскую инфекцию. Там её ждали поистине царские условия – отдельный бокс, с фаянсовым стерильным унитазом, трёхразовое питание и полный покой. Была только одна небольшая проблема, таблетки ей давали регулярно, уколы то же ставить не забывали, а вот выпивку и курево врач прописать забыл. И ещё маленькая неприятность – больница находилась на краю города, как говорят «у чёрта на куличках», и за всё время её пребывания там её никто ни разу не посетил.
Положенные три недели она отлежала честно. После больницы она немного поправилось, лицо обрело цвет жизни, несколько дней она даже не смотрела на алкоголь, грязно не ругалась. Больница её сильно изменила. Она оставила глубокий след в её жизни. Она не наложила след только на её стройную фигуру. К нам она больше курить и смотреть телевизор не ходила. Со мной не здоровалась и не разговаривала более года, лишь изредка, при встрече, шипела мне в спину: «Грёбаный душегуб». Но я с её утверждениями был не согласен. Не согласны были и все знавшие меня соседи. Через год эта история понемногу забылась, и всё вошло в прежнее русло. Шура снова стала к нам ходить смотреть телевизор, курить и комментировать все телевизионные передачи. Лечить её она больше не просила. Да я и не настаивал. В тот год я поступил в медицинский институт. Жил в общежитии, и домой наведывался редко. В институте было много разных событий, которые я успел забыть за ненадобностью, но тот опыт первой моей лечебной практики я помнил всегда. Помню я его и сегодня. Время прошло, но опыт остался.