Мои бессловесные уговоры, как обычно, не возымели никакого действия. Я отошла в мир сновидений, а точнее – кошмаров, так же легко, как и в предыдущий вечер.
И снова мне снилась зеленая трава до колен, я брела еле- еле, потеряв надежду выбраться с этого смертельного луга. Я чувствовала, что ноги все глубже и глубже погружаются в землю, пока вдруг не провалились по икры. Я пыталась вытащить одну ногу, но тогда вторая начала проваливаться глубже. И вот я уже по бедра в земле, я отталкиваюсь от нее руками, но и руки тоже проваливаются, как в зыбучие пески. Постепенно почва сдавливает живот, потом грудь, мне уже трудно вздохнуть, я не могу расширить грудную клетку до конца, чтобы наполнить ее воздухом. Когда земля добирается до моего горла, меня охватывает паника, я раззявливаю рот в беззвучном крике, тут же проваливаюсь еще глубже, и ощущаю во рту явственный, слегка железистый вкус свежего чернозема. Плююсь и кашляю, стараясь дышать носом. Вот уже и нос под землей, только глаза выпучиваются от бесконечного ужаса, и грудь жжет от недостатка воздуха, и я снова просыпаюсь в холодном поту и плачу от страха и собственного бессилия. Плачу от жалости к себе, от одиночества и от несправедливости. Мне так себя жалко, что я начинаю всхлипывать вслух и шмыгать носом. Вытирая со щек слезы, я вдруг понимаю, что я смогла поднять руку, свинцово- тяжелую, но все- таки послушную мне. Это меня немного успокаивает и даже веселит. Значит, я – не инвалид! Аллилуйя!
4.
3 октября 1998 года.
На такой радостной ноте начинается мой день, который принес мне немало других приятных сюрпризов.
После знакомой кашки меня стали обтирать влажной губкой. Сестра была совсем другая, и я порадовалась за эту преуспевающую клинику, в которой так много хорошо обученного персонала. Во время этой процедуры я смогла на себя полюбоваться и поняла, что я очень даже ничего. Надо только немного поправиться и подкачать дрябловатые мышцы. А в том, что это мне будет по силам, я уже не сомневалась, так как в это утро я первый раз села.
Потом меня одели во все свежее и чистое, смешная такая рубашечка, снова белая, ну, к этому мне уже не привыкать, единственное разнообразие которой состояло в синеньком полустершемся штампе на самом подоле. Расчесали и дали посмотреться в зеркало. Вот тогда я окончательно поняла, что я – во всеоружии. Из круглой рамки на меня смотрело умильное существо с зелеными- презелеными глазами, черными ресницами и волосами цвета воронова крыла. Цвет лица был не очень свеж, но я ведь не знала, сколько я была без сознания, и не дышала свежим воздухом. Мне жутко захотелось на улицу, я отложила зеркало, и вздохнула.