– Расскажи, расскажи сон!
– Видела я, будто стоит она в темном углу одетая во что-то темное, протягивает ко мне руки и говорит: «Доченька, сходи еще туда, куда ты ходила. Я хоть свет увижу!».
– Мама, а что это значит? Куда она просит тебя сходить?
– Она, доченька, просит меня сходить в храм. Видимо, плохо ей, тяжко. Помолиться нужно о душе ее, чтоб облегчить ее участь. Пойдешь со мной?
– Пойду!
Что-то ударило меня больно по руке, по голове, опять по руке.
– Свет! Люди! Больно же! Никто меня не слышит.
– Не кричи, бесполезно.
– Кто это сказал? Вы где?
– Да здесь я, рядом лежу.
– Да где это рядом? Никого не вижу. Только старый куст на земле валяется, да еще ветки какие-то.
– На себя посмотри! Ветки…
– Я что, такая же?
– А то!
– Неужели я – дерево?!
– Судя по листве – яблоня, по размерам – еще очень молодая. Недавно здесь?
– Ага.
– Смотри-ка, крыжовник отмучился, а вот мы – вряд ли.
– Что они с нами делают? Зачем надевают на нас мешок, наливают воду? Впрочем, вода сейчас не помешает. Меня мучает ужасная жажда.
– Они нас куда-то несут. Ты что стонешь?
– Да мне руки обрубили. Плохо мне. Зачахну, наверное.
– Скорее отмучаешься.
– Смотри, сколько людей, а я раздета! Хоть бы землей присыпали, прикрыли!
– Глупая! Для людей ты – дерево. В человеческом облике душа забывает этот мир, поэтому люди не видят и не слышат нас.
– Вспомнила! Мне об этом одна ворона говорила. А ты откуда про это знаешь?
– Я на этом уровне девятнадцать лет червяком в земле ползала. Теперь вот деревом…
– А за что ты была червяком?
– За высокомерие и надменность.
– А за что ты теперь…
– Деревом-то? Ты милостыню часто подавала?
– Вот еще! Стоят, побираются, вместо того, чтобы работать.
– Не все в состоянии работать, а кто может, но не хочет и просит подачки, – за свой обман сам будет отвечать. А вот сердцем мы с тобой зачерствели, задеревенели, так что теперь задеревенели наши души.
– Нас разлучают. Прощай!