– Не ошибается только тот, кто ничего не делает, – вздохнула девочка. – Будем считать, что первый уровень у него пройден с читами.
Она нетерпеливо повела рукой, показывая мальчику: заходи, заходи, мол.
– Разрешите? – мальчик шагнул в прихожую.
Еремеев поймал себя на том, что посторонился, пропуская его, как пропускают ползущего по своим делам скорпиона, и усмехнулся нелепости такой мысли: мальчику на вид было лет пять, и на скорпиона он был похож не больше, чем сам Еремеев – на Белоснежку. Пацан как пацан.
Гости у Еремеева бывали не часто, гости с детьми – тем более, а уж про самостоятельно разгуливающих пятилетних детей и говорить нечего, – пригласить их, собственно, было некуда.
Заглянув в обе двери – и в комнату, и на кухню – мальчик пару секунд помялся и как был, в курточке и сапожках прошёл на кухню.
– Ну, тоже проходи, что ли, – сказал Еремеев оставшейся за порогом девочке, втайне надеясь, что никто из соседей не наблюдает за ним в выходящий на общую площадку дверной глазок. – Чего уж там.
Девочка вошла, огляделась, сняла пуховичок и аккуратно положила его на тумбу для обуви – выше ей было не дотянуться.
– Мы пришли к вам, потому что нам тоже нужен архат, – сказала она.
– Кто? – не понял Еремеев.
Слово было знакомое, от него веяло чем-то эзотерическим, и, услышь он его от кого-нибудь из приятелей или, на худой конец, от Зайки, он бы не только не удивился, но и припомнил, что оно значит, но тут голова его попросту отказалась соображать.
– Соберитесь, – строго сказала девочка. – Вы же умеете. У вас… – она замялась. – У нас… У нас есть полчаса.
И печально посмотрела на него снизу вверх.
– Но я никуда не собирался, – выпучил от такой наглости глаза Еремеев.
Ком, стоявший у него в горле, предательски дрогнул, и голос вышел испуганным, писклявым и ненастоящим. Чёрт побери, подумал он, мне ещё сумасшедших детей не хватало. С утра в субботу.
– Вы не подумайте ничего такого, – обиделась девочка. – На самом деле с нами вам тоже будет намного легче, по крайней мере, в первое время.
Еремеев прокашлялся. Щемящий ком чуть опустился, и теперь стало давить слегка пониже, – где-то в районе грудной клетки: он боялся и, более того, боялся себе в этом признаться.
– Вы вообще кто такие? – возмутился он, и возмущение это тоже вышло сдавленным, сбивающимся на фальцет и тоже ненастоящим. – Почему без старших?