– Какой сейчас год? – решился я задать мучающий меня вопрос.
– Шесть тысяч триста тридцать четвертый от сотворения мира, – на автомате ответила Умила, удивленно распахнув глаза.
Итак, судя по всему, я попал в прошлое. Летоисчисление от сотворения мира. Христианство Русь приняла в девятьсот восемьдесят восьмом году. Эту дату я помню. Мне кажется, что я во временном периоде до десятого века. Давай, Шерлок, вспоминай разницу между старым летоисчислением и новым. Мозг пытался натужно разогнать свои мощности, но не знаю я, как высчитать текущий год. А единственные даты, которые я запомнил из школьной истории Древней Руси до десятого века, это девятьсот восемьдесят восьмой и восемьсот шестьдесят второй – приглашение Рюрика на княжение.
И тут меня второй раз озарило. Гостомысл! Он жил в первой половине девятого века. Это тот мужик, который пригласил Рюрика на княжение. И пригласил он его из-за того, что все его сыновья погибли. Все сыновья! А я – выживший его сын. И теперь Гостомыслу нет смысла приглашать Рюрика. И не будет династии Рюриковичей. Не будет объединения славянских племен под одну руку. Не будет Руси как таковой. И что же делать? Разум мечется в панике.
Видимо, борьба эмоций отразилась на моем лице, так как Умила вскочила, запричитала и выбежала из помещения.
Итак, надо рассуждать логически. Если Рюрика не призовут, то русского государства не будет. Насколько верно это умозаключение? Неужели не будет иного объединяющего фактора для славянских племен? Я не историк, поэтому не могу сказать с уверенностью о возможности становления государства. Но если у Гостомысла не будет сыновей, то к Рюрику он может обратиться с приглашением на княжение. Значит, чисто теоретически я могу умереть в ближайшее время и освободить Рюрику путь к трону. А есть ли Рюрик вообще? Тоже не ясно, так как не определился со временем попадания. А может, мне самому занять место Рюрика? Нет, даже думать не хочу об этом. Пресловутый эффект бабочки говорит о том, что все, кого я знал в двадцать первом веке, исчезнут. А исчезнут ли? Может, я в параллельную Вселенную попал. Зачем мне эти моральные муки? Инсценирую свою смерть, если совсем припечет, и все будет хорошо. Возможно.
Терзаясь сомнениями о своем будущем, не заметил, как в комнату вошла Умила и высокий седовласый здоровяк. Наверняка это Гостомысл! Никто иной не мог быть с таким властным взглядом и уверенной походкой. Широкие плечи и несколько заметных рубцеватых шрамов говорили о нем как о воине. Рассветные лучи, проникающие через единственное окно, освещали волевое лицо с глубокими ясными глазами. Тонкие губы и горбатый нос придавали ему хищное выражение.