– Рассказывай, как ты выжил, – брякнул Радомысл, когда мы с Руяной присоединись к ним.
Отец поперхнулся чем-то. Мать начала стучать Гостомысла по спине. А я сидел с раскрытым ртом. Просто дядя поймал меня в тот момент, когда я подносил ко рту аппетитно пахнущую гусиную ножку. Отец, справившись с кашлем, отобрал мою еду и начал усердно работать челюстями.
– А нечего рассказывать. – С сожалением проводив взглядом уплывающее от меня мясо, я приготовился к давно назревающему допросу.
Если до сего момента я был под крылышком Умилы, не позволявшей, видимо, отцу и всем остальным расспрашивать меня, то сейчас я остался один под перекрестным взглядом трех моих новоиспеченных родственников.
– Брат сказал, что ты все забыл, – не унимался Радомысл.
– Да. Такое бывает, когда головушкой бо-бо, – попробовал я перевести в шутку серьезный тон дяди.
– Бо… Что? – не поняла Руяна.
Ох уж эти сленговые трудности. В мое время было проще изъясняться.
– Во время сражения я был тяжело ранен. Как погибли братья – я не видел. Видел только уже мертвого Сигурда. Была качка. Корабли были в абордажной сцепке. Меня выкинуло за борт волной. Наверное, в момент падения я ударился головой. Очнулся я уже здесь.
Гнетущая тишина позволила перевести дух и схватить вторую гусиную ножку. Усердно жуя, я украдкой наблюдал за моей новообретенной семьей. Отец ел, делая вид, что все в порядке, но вертикальная морщина между бровями становилась все отчетливее. Мать уставилась в центр стола, возможно, представляла сказанное мной. Дядя же продолжал сверлить меня взглядом, будто я его обманываю.
– И много ты успел забыть? – Дядя пристал, как банный лист.
– Не знаю. Иногда кажется, что ничего не знаю, а иногда бывают моменты, когда знаю больше, чем кто бы то ни было.
– Это как?
– К примеру, я знаю, что нужно напасть на Гунульфа раньше. Не через полгода.
– А это в тебе нетерпеливый воин говорит. Ты хочешь отомстить за братьев.
– За его голову назначена награда. Одного лазутчика поймали, но Ларс его отпустил, добрая душа. – Гостомысл вмешался в беседу.
– На тебя покушались? – Руяна вскочила.
– Да сядь ты. Жив он. Видишь же, перед тобой он, – осадил отец Руяну, которой пришлось осознать сказанное и смущенно сесть на лавку.
– Все нормально, – успокоил я мать, – я отпустил мальчишку, который ничего мне не успел сделать. Зато отправил через него послание Гунульфу со смыслом, что моя голова чего-то стоит, а за его головушку и ломаного гроша никто не даст. Чтобы разозлить его. Человек в гневе совершает глупые ошибки. Пусть делает их.