Котёнка сразу накормили. Как он ел! Это надо было видеть! Он рычал, как дикий зверь, подгребал еду к себе лапами и цепко держал, зыркая по сторонам злобным взглядом, ложился на миску всем туловищем, видимо, пряча её от возможных врагов, и рычал, рычал, рычал. Когда он только успевал что-нибудь глотать! Но успевал, потому что миска опустела очень быстро.
Щенок вначале сунулся было к миске, собираясь составить компанию новому Кутьке, но получил резкий удар по морде всеми когтями сразу. Он обиженно заскулил, благоразумно отскочил подальше и уже издалека наблюдал за дикой процедурой поглощения пищи. И кто сказал, что кошки давно одомашнены?! Какая глупость!
Котёнок вылизал миску начисто и уставился на нас дико горящими глазами.
– Ну и взгляд у него, – поёжилась я. – Это не кот. Это гепард какой-то.
– Почему сразу – гепард?! – бросился на защиту сын. – Он просто голодный. Не наелся ещё.
– Слона легче прокормить, – фыркнула я.
– Еды тебе жалко?! – парировал сын и ловко схватил это чёрное чудовище на руки.
Котёнок молниеносно извернулся и спрыгнул на пол, как следует при этом ободрав Андрею руки.
– Ну-у, зверюга! – завопил сын, потирая кровоточащие руки. – Я тебя, можно сказать, на помойке подобрал, а ты меня же и исцарапал!
Котёнок сидел на полу и смотрел на него всё тем же злобным взглядом.
– Видать, натерпелся в своей короткой жизни, – сказала я с тяжелым вздохом. – Вот и не доверяет никому. Оставь его в покое. Нанянчишься ещё.
– Давай еды ему ещё принесём, – предложил Андрей. – Посмотрим, будет он есть или нет.
Миску наполнили снова, и предыдущая картина повторилась с той лишь разницей, что щенок и не подумал приблизиться к еде.
Наконец-то котёнок наелся! Глаза его осоловели, потеряли звериный блеск, и он даже потёрся о ноги сына, а потом и лёг прямо на тапки. Андрей взял его на руки, котёнок приоткрыл глаза, мурлыкнул что-то и плотнее прижался к человеку. Он всё ещё не согрелся по-настоящему.
Спал он долго. Мы положили его на диван, постелив на покрывало старый платок, и котёнок спал как убитый. Намаялся.
Обжился в доме он очень быстро. Оказался общительным, любил, чтобы его брали на руки и поглаживали, но нрав его мягче не становился. Любил поиграть, но когти выпускал по-настоящему. Щенок его откровенно побаивался, а во время еды к котёнку не подходил никто. Вид его словно говорил – разорву любого, кто вздумает приблизиться, – и самоубийц в нашем доме не находилось.