Наконец я получил письмо от морского министра с уведомлением, что моя просьба должна быть подана через английского посланника. Сэр Кл. Макдональд, выслушав меня с ласковой улыбкой, обещал сделать все от него зависящее. «Но, – прибавил он, – ведь вы не один в таком положении», и вслед за этим он начал рассказывать о непреодолимых трудностях, испытываемых всеми военными атташе и корреспондентами.
Возвратившись в гостиницу, я тотчас написал официальное прошение, после чего мне только оставалось снова начать ожидать.
А между тем Токио было накануне большой внешней перемены. Наступал знаменитый сезон «цветения вишневых деревьев». Японцы совершенно справедливо гордятся своей прекрасной национальной эмблемой. Сезон цветения вишен самый лучший в году: весна только что наступает, зимнее небо получает ясный, свежий, радостный оттенок. Под влиянием ярких солнечных лучей, заливающих все своим блеском, цветочные почки быстро распускаются. Ранним утром все кажется покрытым как бы розовым снегом, птицы весело щебечут и вся Япония любуется и наслаждается красотами природы. Лучше всего любоваться цветущими деревьями, находясь на реке: медленно плывя в сампане[3], наслаждаешься голубым небом с морем розовых цветов внизу. Это сочетание цветов, отраженное в теплой желтизне реки, дает причудливую, редкую по красоте красок, картину. На берегах реки толпится множество ярко одетых японских девушек. они так весело и радостно болтают и смеются, что кажется, что именно аромат вишневых цветов способствует их увлекательному веселью. Все так красиво и живописно; единственным резким диссонансом являются европейские черные дождевые зонтики, употребляемые многими японцами для защиты от солнца. Только представьте себе кимоно рядом с этим полезным европейским изобретением, между тем, как японский национальный зонтик так изящен и грациозен! В садах видишь те же самые сцены: среди массы цветов толпы безумно счастливых молодых девушек. Чувствуешь себя снова молодым, когда любуешься ими!
Дни шли один за другим. Новости с театра войны получались чрезвычайно редко, хотя Gogei – газетчик специального издания, – и бегал ежедневно по улицам под аккомпанемент колокольчика, привязанного к поясу. Корреспонденты томились, ожидая распоряжений, но при подобных обстоятельствах нельзя было и требовать многого. Первое благоприятное известие я получил от г. Таката, который, однажды позвав меня к телефону, сообщил мне, что частным образом слышал о том, что мое имя попало в список приглашенных на пароход «Маншу-Мару», идущий в Порт-Артур. Эта поездка являлась чем-то вроде увеселительной прогулки, устраивавшейся правительством на широкую ногу. Выбор участвовавших строго ограничивался членами парламента, военными агентами иностранных держав и некоторыми корреспондентами.