Были и другие родители, которые пытались решать все за своих детей. Заставляли их маршировать – ать-два: из школы бегом домой, затем обед, кружок, учитель музыки, уроки, сон. Обычно это были несчастные дети, потому что у них, в отличие от нас, жителей дворовых прерий, вообще не оставалось свободы. Наше дворовое братство было счастливо, поскольку знало до поры до времени только один вид насилия – школьный. А те, другие, подвергались насилию и дома, и в школе. Может быть, у их родителей была иллюзия, что ежеминутно контролируя детей, они делают им хорошо, готовят к взрослой жизни, а возможно, – и приближают к себе. Но пропасть между нашими мирами от этого не исчезала.
Когда папа или мама работали дома, они читали книги. Мама еще проверяла тетради, а отец писал своим размашистым почерком, зажимая чернильную ручку между культей большого и указательным пальцем. Когда родители читали, мне постоянно выговаривали: «Не мешай, мама и папа работают». Работа была важнейшим делом на свете, и она состояла большей частью из чтения книг.
Так уж получилось поэтому, что наикратчайший путь от меня к родителям лежал через книги. Я, например, спрашивал: «Кто более великий – Пушкин или Лермонтов»? Взрослый попадался на эту нехитрую уловку и пускался в объяснения. Слушая их, я на самом деле пытался понять, что важнее всего для взрослых. Хотя – «мне некогда» – тоже звучало нередко. Но я никуда не спешил. А вот если разговор начинался, то можно было попробовать задать и другие важные вопросы. Мне казалось, что взрослые, не видя подвоха и коварства ребенка, были искренни и говорили о том, что действительно любили и ценили.
И все-таки я ошибался. Отнюдь не книги были самым главным для взрослых.
ххх
Мне было лет десять, когда в нашем доме умер немецкий профессор. То есть, это мы считали его немцем или немецким профессором, а кем он был на самом деле – неизвестно. Он был одинок, у него не было наследников, квартира досталась государству, самое ценное имущество, видимо, изъяли, а остальное трогать не стали – бери, что хочешь. У профессора была огромная библиотека, в которой практически все книги были на немецком, и большая коллекция пластинок, тоже в основном немецких. Кто-то из домоуправления сообщил в школу, что дети могут приходить в квартиру в 13-й подъезд за макулатурой.