Пока Хиератта стягивал с покойного черную рясу с исполинским капюшоном, начал сыпать мелкий дождь. Он закончил подпоясываться куском веревки как раз когда сверху полило по-настоящему.
– Боги и духи предков моих, – произнес он изменившимся голосом, запахиваясь и подворачивая несуразно длинный рукав. – Вот чего мне не хватало от жизни.
Лицо его прояснилось.
Он накинул капюшон, и Козьи Уши покачал головой.
– Знаешь, на кого ты похож? – спросил он.
– В ней даже чувствуешь себя как-то значительнее, – согласился соратник.
В черной, как ночь, хламиде, укрывшей от посторонних глаз суть бандита, он и в самом деле выглядел иначе. Это была даже не ряса – власяница духов.
Пока они заканчивали с гардеробом, сверху за гребнем камней жуткими голосами кто-то выл, то ли дикие псы, то ли духи.
Электрический разряд ударил в дерево прямо за спиной, шарахая изо всех сил, словно прицениваясь, так что в глазах блеснуло.
«Боги и духи предков моих», – отчетливо произнес Козьи Уши, непроизвольно пригнувшись и мучительно сморщившись. Хиератта засмеялся, откидываясь назад и обнажая все зубы. Дождь он любил. И грозы любил тоже. В деревне этого не понимали.
Козьи Уши покачал головой, снова садясь в седле ровнее. Ехали уже довольно долго. Почерневшее небо поминутно раскалывалось на ослепительные части и с грохотом рушилось куда-то дальше, за обрыв, дождик шлепал без большой охоты. «Нам не успеть», – хмуро сказал он. «Нужно еще две жизни, – согласился Хиератта. – А лучше три». Он совсем скрылся за темнотой, и только шорох со дна ущелья говорил, что там пройти можно. «Чувствуете, как тут пахнет, – сказал из ночи голос. – Это тени усопших. Духи глядят нам вслед. Они ждут, когда наше время подойдет к концу и больше можно от нас не прятаться. – Едва различимая за темнотой фигура в седле, плавно раскачивая поясницей, проваливалась и исчезала вслед уходящей вниз тропе. Гунна словно не заботило, что будет, если лошадь сорвется. – Братья мои, – заорал он вдруг, надсаживаясь и упирая кулак в бедро. Лошади дернулись. – Я слышу ваши мертвые мысли и слышу ваше молчание, как если б вы дышали мне в уши и плясали на моих голых костях. Нет, не сегодня, идите спать – нет, еще не сегодня…»
– Ну, не знаю, – сказал Козьи Уши. Он уже снова держал себя в руках. – Зачем мне три жизни, если я не знаю, что делать с одной. Наверное, это что-то вроде проклятья. Когда некуда спешить, лучше оставить лошадей пастись, где паслись.