Полковник вскинул руку, метнув штык-нож, и, вероятнее всего, пригвоздил бы своего приятеля, если бы в последний момент не поскользнулся на лужи крови, и нож с глухим ударом вошел в притолоку. В этом месте до сих пор можно увидеть выщерблину.
Но на этом битва не закончилась. Военный схватил оброненный "Стечкин" и выскочил вслед за дядей Степой. То удирал по дороге с необычайным проворством. Перехватив пистолет обеими руками, Сан Саныч дал несколько очередей, но все мимо. Наконец, рука с разряженным оружием повисла, и только теперь я заметил, что с рукава полковника тоже капает кровь.
– Водки! – потребовал он.
Швырнув петарду в пыль, слегка пошатываясь, военный вернулся в ресторан.
– Ты ранен! – воскликнула Леночка.
– К черту все! Водки! – повторил он. – Нужно рвать когти. Водки, я сказал!
Девушка убежала выполнять приказание, а я собрался за аптечкой, как вдруг что-то грузно грохнулось на пол. Я обернулся и увидел Полковника, растянувшегося во весь свой немалый рост. Вернувшаяся Леночка выронила бутылку и истошно завопила:
– Убили!
– Кого убили? – раздался знакомый голос.
На пороге стоял доктор Листьев. Что же… он обещал заходить почаще!
– Спасите его, Олег Палыч! – закричала девушка. – Он ранен!
– Ранен? Какая глупость! – ответил военврач, осмотрев руку. – Это просто царапина! Леночка, вскипяти чайник, а мы с Димычем поднимем эту тушу в его комнату.
Мы с доктором уложили Сан Саныча в его кровать. Я только сейчас сообразил, что теперь белье будет в крови, которая весьма хреново отстирывается, но было поздно. Листьев достал из своего портфеля хирургические ножницы и разрезал рукав до самого плеча. Пуля в самом деле лишь чиркнула Полковника, оставив небольшую царапину. Кроме нее обнаружилось еще несколько старых шрамов и пара татуировок – парашют на плече и имя "Bianka" на предплечье.
К этому времени подоспела девушка с чайником. Доктор промыл рану, продезинфицировал ее и мастерски наложил повязку – сказывалось военное прошлое. После чего извлек какую-то ампулу, набрал ее содержимое в шприц и брызнул им, выпуская воздух. Я при этом побледнел больше самого больного – уколов боюсь панически.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Полковник открыл глаза.
– Где этот гандон? – произнес он.
– Здесь нет никаких гандонов, кроме вас, Григорьев, – заметил Олег Павлович.