«Это был мальчик», – тихо говорю я.
Охранник ударяет меня по спине. «Говори громче, мара!»
Я пошатнулась, сделав шаг вперед от силы удара, прежде чем успеваю восстановить равновесие. Боль расцветает между лопатками.
Сжав челюсть, я сдерживаю все ядовитые слова, которые собираются у меня во рту, и высоко поднимаю голову. На этот раз, я говорю громче.
«Это мальчик начал. Он схватил мужчину, прежде чем кто-либо успел его остановить, и заставил его бежать.»
Рот Дагона расплывается в жестокой улыбке. «Никто не может принудить кого-то что-либо делать», – мрачно возражает он. «Мы все стоим перед выбором.»
Я не спорю. Хотя, учитывая, что я стою здесь пленницей в армии темных морков, мне придется не согласиться с его бредом. Это вряд ли выбор, когда другим вариантом является жестокая смерть.
«Эти двое», – объявляет Дагон и указывает своим острым черным ногтем на связанных бегунов, – «предпочли дезертировать, понимая, что наказания здесь соответствуют преступлениям. Так что, мы их накажем.»
Темные морки становятся беспокойными. Из толпы вырывается крик возбуждения, и они бьют кулаками воздух над собой. Мои плечи напрягаются от внезапной жажды крови, охватившей поляну.
Я отступаю назад в группу пленников, стараясь сохранять дистанцию между мной и Эвелиной. Сейчас я хочу быть как можно дальше от нее, на случай, если я поддамся искушению ударить ее по голове, и то, что я остаюсь в стороне от группы, помогает мне чувствовать себя невидимой.
Отсюда я наблюдаю за кровопролитием, происходящим впереди. Дагон не теряя времени, выхватывает свой кинжал и подходит к столбу. Угольно-черное лезвие внезапно рассекает воздух и захватывает горло пожилого мужчины. Я не успела отвести взгляд или прикрыть глаза. В один момент он идет к дезертирам, в следующий, он делает резкое движение рукой, и голова человека падает на землю.
Я закрываю лицо руками.
Радостные возгласы раздаются из толпы и заполняют поляну.
Раздается дикий крик мальчика. Он пронзает поляну, словно хватка чудовища, и я чувствую его агонию своими костями.
Его крики продолжаются еще долго, долго после того, как стихают крики толпы, и долго после того, как умер его отец. Никто не отвязывает пожилого мужчину от столба и не избавляется от его тела. Его оставляют там, как я подозреваю, гнить рядом с его все еще живым сыном.