Прозвучал короткий гудок, и Плацтер уже хотел было захлопнуть крышку сотового, но остановился. На экране всего в два дюйма в диагонали синевой отливала фотография, сохранившая маленький кусочек ушедшей жизни. Далия держала Эйдана на руках, позади них покоем плыло море. Тёмная копна курчавых волос жены и почти такие же непослушные, но только с густой чёлкой – у сына. Его худенькие предплечья сковали жёлтые баллоны для плавания. В широкой улыбке замерло счастье.
Подушечка большого пальца легла на экран телефона, но тотчас Виктор захлопнул крышку мобильного и закинул его за спину. Устало поднявшись, он разделся и пошёл в душ. Горячие струи едва согревали окаменевшие плечи и шею. Вода слегка порозовела у слива, когда Плацтер начал мыть голову. В памяти ожили события минувшей ночи, но детектив тут же их прогнал. Бекки права. Нет тела – нет дела. Нечего себя донимать, покамест патрульная бригада не вернётся с новостями.
Виктору казалось, что он проторчал в ванной минут сорок. А когда выбрался из неё, то обнаружил, что прошло только двадцать пять минут. Достав из углового столика пульт и распластавшись на кровати, он повертел устройством в руках, а затем, припомнив, что телевизор не показывал, улёгся. Не стоило ему засыпать, но, впервые за долгое время почувствовав тепло, тело вдруг обмякло, веки потяжелели, и сознание неминуемо погрузилось в сон.
Когда Плацтер понял, что оказался в кошмаре, то ничуть не удивился. События повторялись в тот злополучный день – слишком тёплый и солнечный, чтобы походить на реальность. Все толпились в гостиной, нарядные и деловые, распивая напитки и обсуждая насущные дела. Столы ломились от угощений. Виктор, заприметив на одном таком контейнер со шницелями и кукурузным хлебом, где-то глубоко в душе просиял.
"Надо бы припрятать шницели, пока гости не уйдут, чтобы потом отдать Эйдану. Он ведь так их любит", – заключил Плацтер. Но стоило ему об этом подумать, как бабуля Элли подошла к шницелям и унесла их к гостям. Виктор полным тоски взглядом проводил тёщу. "Так и скажу ему: "Твоя любимая бабушка вконец распоясалась и раздала их гостям", – подумал он. Но внезапное и столь печальное открытие, последовавшее за этими мыслями, невероятно огорчило Виктора, и невыносимая горечь спалила ему грудь.
Вдруг среди гостей мелькнуло лицо, худощавое, смуглое, с враждебными и глубоко посаженными глазами, и следом среди вереницы толпившихся соседей выросла сухопарая фигура с покатыми плечами. Стоило Виктору завидеть его, как сердце с болью замерло, и необъяснимый страх разом сковал тело.