II
Париж меняется – но неизменно горе;
Фасады новые, помосты и леса,
Предместья старые – всё полно аллегорий
Для духа, что мечтам о прошлом отдался.
Воспоминания, вы тяжелей, чем скалы;
Близ Лувра грезится мне призрак дорогой,
Я вижу лебедя: безумный и усталый,
Он предан весь мечте, великий и смешной.
Я о тебе тогда мечтаю, Андромаха!
Супруга, Гектора предавшая, увы!
Склонясь над урною, где нет святого праха,
Ты на челе своём хранишь печаль вдовы;
– О негритянке той, чьи ноги тощи, босы:
Слабеет вздох в её чахоточной груди,
И гордой Африки ей грезятся кокосы,
Но лишь туман встаёт стеною впереди;
– О всех, кто жар души растратил безвозвратно,
Кто захлебнуться рад, глотая слёз поток,
Кто волчью грудь Тоски готов сосать развратно,
О всех, кто сир и гол, кто вянет, как цветок!
В лесу изгнания брожу, в тоске упорный,
И вас, забытые среди пустынных вод,
Вас, павших, пленников, как долгий зов валторны,
Воспоминание погибшее зовёт.
Как отмечают многие знатоки творчества Бодлера, поэт создал свой уникальный поэтический мир, за что, конечно же, был признан классиком французской, да и мировой литературы. Блестяще, кстати, переведён на русский в данной книге.
Вторая часть книги, «Парижский сплин», как сам отмечает автор, – проза в стихах. Хотя стихотворного ничего в этих коротких очерках, зарисовках, дневниковых записях и нет. Сама по себе подборка текстов интересна, но местами весьма меланхолична. Тем не менее встречаются замечательные, точные и очень красивые тексты в этой художественной мозаике. Кроме того, читатель увидит глазами Бодлера парижскую бедноту, лишения, грусть и печаль больших французских городов. Очень большой пласт книги посвящён «униженным и оскорблённым» парижским жителям, которым, вне всяких сомнений, автор очень сочувствует.
Шарль Бодлер
Благодеяния луны
(из цикла «Парижский сплин»)
Луна – капризница, каких поискать, заглянула в окно, пока ты спала в колыбели, и сказала себе: «Этот ребёнок мне по душе».
И вот она мягко спустилась по лестнице из облаков и бесшумно проникла сквозь оконные стёкла. Потом простёрлась над тобой по-матерински гибко и ласково и оттенила своими красками твоё лицо. Твои зрачки с тех пор остались зелёными, а щёки сделались необычайно бледны. Глаза стали странно огромны от созерцания этой гостьи; и, обнимая, она с такой лаской стиснула тебе горло, что с тех пор тебе всегда хочется плакать.