Маршал нахмурился, уцепился за мелькнувшую мысль:
– А после ухода господина Ильина вы Бондарева видели?
– Нужен он мне больно. Да и не любил он, чтоб я к нему ходил. Раз как-то заглянул, так он мне дверью чуть лоб не расшиб. Должно, боялся, что я его с мысли собью.
– С мысли? С какой мысли?
– Он почитай кажную ночь письма писал, по полночи свечи жег. И получал часто. Думаю, от барышни.
– Почему?
Храпко почесал лохматый затылок, пожал плечами:
– Дык как тут объяснить. Видно же все: читает он то письмо, а сам лыбится, как будто боженьку увидел. Ясно, что от зазнобы.
– А откуда вы знали, что он свечки жег и письма писал?
– Дык через окошко видел. Я курить на двор выхожу по нескольку раз за ночь. Так он чуть не до петухов сидит, перо кусает да пишет.
Маршал нахмурился, порылся в папке, нашел опись личных вещей Бондарева. Писем в списке не было. Ни одного.
Скрипнула дверь, пятясь спиной, вошел пристав, развернулся – в руках был поднос с двумя стаканами чая в серебряных подстаканниках и вазочка с колотым сахаром.
– Извольте, Константин Павлович.
Маршал взял стакан, протянул Храпко. Тот осторожно принял, опасливо глянул на грозного Савву Андреевича и, улучив момент, когда тот протискивался на свое место, быстро схватил из вазочки кусок сахара и сунул за щеку.
– Последний вопрос, Степан Игнатьевич. Вы во сколько обычно спать ложитесь?
Храпко судорожно сглотнул, протолкнул в себя не успевший растаять сахар, хлебнул горячего чая.
– Я-то? Дык по-разному. Обычно часов в десять, не раньше. А тут вон, вишь, до девяти не дотерпел, сморило.
Маршал поднялся, протянул руку приставу, задержал его лапищу в своей:
– Савва Андреевич, каяться господину Храпко не в чем. Но до завтра пусть у вас посидит: целее будет. А мне пора, благодарю за помощь.
Шаталин выскочил из-за стола, снова грозно зыркнул на бедного сторожа, открыл перед гостем дверь, спустился с Маршалом по лестнице, приговаривая:
– Кланяйтесь Александру Николаевичу. И ежели еще какая помощь, то мы завсегда со всем расположением. Опять же, ежели вдруг что – то сразу ко мне, можете господина Заусайлова и не утруждать. Афанасий Фаддеевич, какими судьбами?
В фойе нерешительно шаркал штиблетами по ковровой дорожке и оглядывался высокий господин в визитке и канотье, но довольно потасканного вида. Его-то Шаталин и назвал Афанасием Фаддеевичем.