– Савельева Марья Кирилловна, – пролепетала цветочница, умоляюще посмотрела на Лейба Шеймана, но тот уткнулся взглядом в обложку конторской книги и помогать гостье явно не собирался.
– Александр Павлович. Идемте, Марья Кирилловна. Я не бандит Дубровский, а совсем даже наоборот. Нисколько вас не обижу, все, что украду, – так это не более четверти часа вашего времени, а потом вернетесь к Лейбу Ицхаковичу и поговорите о том, о чем собирались.
Марья Кирилловна то ли не читала Пушкина, то ли слишком была смущена вниманием полиции к своей персоне, но она, совершенно не улыбнувшись, покорно оперлась на предложенный локоть и позволила себя сопроводить в соседний магазин.
Внутри абсолютно такого же по размеру помещения, что и ювелирная лавка, пустого места практически не наблюдалось. Цветы были повсюду: в гипсовых и стеклянных вазах на столах, в шкафах с прозрачными дверцами и без оных, и на самих шкафах тоже, на полу в ведрах, тазах и напольных вазонах, и даже с потолка свисало на тонких цепях несколько горшков, из которых интимно выглядывали лепестки фиалок. И все это эдемское великолепие дополнялось тонким свистом желтого кенара в стоящей на одном из шкафов золоченой клетке.
Из-за цветочного изобилия стен почти не было видно, но в редкие проплешины Александр Павлович все-таки разглядел бумажные обои в сине-золотую вертикальную полоску – ровно такие же, как у соседей.
– Симпатичные стены.
– Какие есть, господин полицейский. У меня не ювелирная лавка, чтоб бархатом их затягивать. Да и с типографскими-то и проще, и дешевле. У меня, сами видите, какой товар: и пыльца, и вода. Так что я сразу несколько рулонов себе выторговала, сама и подклеиваю, когда требуется. Да и сам ювелир-то после потопа с бархата на бумагу перешел. У всей стороны такие из-за его скупости – видали бы вы, как он тут с артельщиками брехал за каждую копейку. Ну да может, потому и богатый такой, что лишнего не платит. Цезарь, умолкни!
Последняя фраза была обращена к кенару, и, что удивительно, он послушался: спрыгнул с жердочки, подцепил с пола клетки зернышко, сосредоточенно прогнал его по зобу и принялся разглядывать гостя своими черными бусинами-глазами. Молча.
– Какой он у вас послушный.
– А иначе нельзя, с ума можно сойти за весь день от его трелей, – уже менее настороженно ответила хозяйка. – А так он у меня днем заместо колокольчика, а ночью собаку замещает. Коли чужой входит, сразу свиристеть принимается. Пока я не велю – не замолчит. Даже если клетку платком накрыть.