Три девицы и тайна Медной горы - страница 2

Шрифт
Интервал


Вдруг заметил он, что пламя свечи отражается искорками в месте, где соединялись пол шахты со каменной стеной. И словно кто-то толкнул, мол, посмотри, что там такое. Из последних сил подполз и наткнулся рукой на каменный, гладкий, тёплый шар. Каторжник сжал руку. Камень удобно устроился в ладони и стал медленно нагреваться. Сил удивляться уже не осталось. Впадая в смертельную дрёму, не сводя глаз с догорающей свечи, он погружался в воспоминания.

Детство. Ранее летнее утро. Сосновый бор, исхоженный вдоль и поперёк. Светлый, радостный. Высокое голубое небо виднеется в просветах между ветками. Тёплый ветерок ласково касается волос. Переливчато журчит ручей. Гомонят птицы. Босые ноги погружаются в ярко-зелёную траву, влажную от росы. Холодные капли бодрят. Ступни после них горят огнём. Помстился аромат сосновой смолки.

Свеча угасла, сознание померкло, и тьма милосердно окутала его черным покрывалом.

Глава 1. Лиза. Весна, 1895 год.

Жизнь горничной – не сахар, особенно если на календаре 1895 год от рождества Христова, тебе 15 и служишь в борделе. Столь незавидная участь не являлась верхом чаяний Лизы, ей хотелось тихой, спокойной и счастливой жизни. Разве не об этом мечтают все девицы на просторах Российской империи?

Но папенька отбыл в очередную долгую поездку, а маменька, пользуясь моментом, отвезла Лизавету в Сосновоборск, городок в Сысертской волости, что в Пермской губернии.

Урал бурлил и кипел. Стране требовался металл. Модернизировались заводы и фабрики. Строились железные дороги. Провинциальные городки внезапно становились центрами новой жизни. Вот в такой и попала Лиза из размеренного порядка жизни под предлогом, что дальней родне нужна девушка в услужение.

– Кобыла здоровая, а всё на шее сидишь! Пора деньгу в общий котёл вносить, – причитала маменька, собирая нехитрые Лизины пожитки в облезлый сундучок. – Изнежил папаша девицу. Шутка ли, панталоны ей купляет! На те деньжищи младших неделю кормить можно! Ишь, вертопрашка сыскалась. Сплошное разорение! Детоньки мои, малые!

Мамаша, привычно доведя себя до истерики, прижала пальцы к вискам, словно желая усмирить головную боль, и уже спокойно продолжила:

– Послужишь, дак почуешь, как копеечка достается. Взамуж аще рано. Приданое соберешь, а потом и сговорную можно с Никиткой. Там Урал. Руднишные да мастеровые, небось, лопатой деньгу гребут. Бешеные тыщщи! Дак про нашу глушь и не слыхивали. Дурочка, о тебе пекусь!