Императрица эпохи авантюристов. Взятие Берлина и Прусская губерния - страница 3

Шрифт
Интервал


Однако Франция распространяла собственное влияние не только силой. Людовик XIV внедрил новый образ жизни, названный льстецами «золотым веком». В высшую ценность возводился культ роскоши. Строились вычурные дворцы, разбивались фантастические сады и парки, жизнь превращалась в феерию удовольствий, балов, маскарадов, театральных представлений. Французская кулинария стала искусством, изобретая соусы и салаты из сотен компонентов. Искусством стали и пышные наряды, прически, парики. Особой наукой стал искусственный этикет с обязательной «куртуазностью», «утонченными» манерами. Возникла и «прециозная» литература. То бишь «драгоценная», «жеманная», для избранных. В ней, как и в поэзии, ценилась нарочитая вычурность языка. Сам король держал под патронажем и щедро оплачивал лучших художников, скульпторов, композиторов, архитекторов, философов, украшавших эту «сказку».

Но такими средствами решались и политические задачи. Стереотипам «золотого века» завидовали монархи и знать других государств. Перенимали их в меру собственных кошельков. По Европе распространялись французские моды, нравы, системы ценностей. Французское искусство и культура признавались образцами. Писатели переходили на французский – родные языки считали недостаточно «изысканными». Французский язык стал международным, вытеснил из дипломатии латынь, ранее используемую в этом качестве. Этот язык становился и признаком культуры, образованности. А тем самым утверждался высший авторитет французского короля и его державы!

Хотя в действительности позолота «золотого века» оказывалась очень поверхностной. Роскошь, дорогостоящая дипломатия, войны требовали колоссальных расходов, и они ложились на простонародье. Поэтому блеск и расточительство соседствовали со страшной нищетой. 85 % французского населения составляли крестьяне, и современник, епископ Масилон, писал: «Народ в наших деревнях живет в чудовищной нищете, ни сена на постели, ни утвари. Большинству… не хватает их единственной пищи, ячменного или овсяного хлеба, в котором они вынуждены отказывать себе и своим детям, чтобы иметь чем оплатить налоги… Негры наших островов бесконечно более счастливы, так как за работу их кормят и одевают с женой и детьми, тогда как наши крестьяне, самые трудолюбивые, при самом упорном труде не могут обеспечить хлеба себе и своим семьям и уплатить причитающиеся с них взносы».