– Играла Джульетту в школьном театре. – Счастливая не сдвинулась ни на миллиметр. – Я понимаю вашу профессиональную деформацию. Но вы и раньше, до «Эмпатии», сталкивались только с чёрной стороной жизни. Знаете, с таких позиций всё вокруг кажется таким…
– Чудесным? – Алекс уже откровенно над ней издевался.
– Сколько раз вы ныряли в воспоминания этой девочки? – осторожно спросила Ольга.
– Тридцать-сорок раз. Пока не разглядел обшивку контейнера, в котором её мучали. Увидел её глазами первые цифры блока, разобрал запах гнилых мандаринов. Коллегам из международного бюро расследований этого хватило для поиска по международным портам.
– Вам определённо нужно вернуться в проект «Терапия», как эксперт я настаиваю на этом для вашей же безопасности. – Ольга отсела от него максимально далеко, насколько позволяла кабина аэрокара.
Она держалась от него подальше и после высадки в закрытом посёлке. Въезд сюда был по пропускам, заселение – через разрешение от государства. Члены пасторального сообщества, обитающего в нескольких десятках двухэтажных таунхаусов, явно работали в каком-то особом министерстве. Здесь даже был газон. Настоящий, зелёный.
– Какая прелесть. Воздух такой свежий. – Ольга улыбалась.
– Пахнет чем-то чудесным. – Алекс поднялся по крыльцу нужного ему дома и постучал в дверь. – Горем, что ли.
– Мы же летели в школу Дмитрия Никифорова. – Ольга неуверенно присоединилась к Холодову.
– Я изменил маршрут.
Дверь распахнулась. На пороге стояла бледная Людмила Николаевна. Заплаканная, растрёпанная, в том же платье, в каком нашла мёртвого сына. Потёки крови высохли и стали коричневыми. Ольга уже было развернулась, но Алекс схватил её за руку и почти зашвырнул в холл.
– Людмила Николаевна, правительственная комиссия, МИТ. А это, – он кивнул на Счастливую, – представитель социальной сети «Эмпатия». Она хочет задать вам несколько вопросов о бреши в защите доступа. И контенте, который потреблял ваш сын под вашей личиной.
Никифорова повернулась к Ольге. Наконец убитая горем женщина увидела ту, на ком можно выместить всю злость и обиду за трагедию.
– Ты? Да как у тебя совести хватило заявиться, отродье дроидское? – Людмила Николаевна двигалась к ней медленно, как будто собиралась атаковать.
– Расскажи ей про счастье и радость. Предварительный допрос уже был, но вдруг ты выяснишь что-то новое. – Холодов закрыл входную дверь и крикнул: – Отчёт к вечеру!