С тех пор Морозов стал ежемесячно отстёгивать охранному агентству «Элида» десять процентов прибыли. Десять процентов – это было по-божески. Двадцать, тридцать, сорок, а то и пятьдесят платили люди, которых издалека показывали Косте. Те же, кто отказывался, вскоре прощался с этим миром.
Морозов прикладывал все усилия, чтобы поддерживать хорошие отношения со своими могущественными охранниками. Иногда к нему обращались с «просьбой» помочь с внесением крупного залога за какого-нибудь мелкого боевика, загремевшего по недоразумению, по собственной глупости или по наводке в милицию. И предприниматель никогда не отказывал в просьбе. Он безропотно выплачивал довольно крупные суммы и не возмущался таким положением вещей. Более того, он поступал гораздо умнее – делал вид, что ему просто приятно помочь таким славным ребятам, как охранники из агентства «Элида».
Теперь, когда в его конторе появлялись незнакомые мордовороты с оттопыренными карманами и со специфической речью и предлагали очередные услуги по «охране» объекта, Морозов давал лишь телефон высоких покровителей, и его проблемы на этом заканчивались. Всё остальное происходило за кадром, и его больше не касалось. Морозов не только платил указанные суммы по первому требованию, но и вполне самостоятельно делал руководителям агентства подарки – пусть чувствуют к себе почтительное уважение и даже любовь. Часы «Патрик Филипп», печатки с бриллиантами или золотые цепи такой толщины, что ими можно было швартовать броненосцы в порту, а прелестной заместительнице директора охранного агентства, которая и сосватала ему охрану, – новую японскую машину последней модели, свежую, как только что выкупанный младенец.
Свою жену Морозов не посвящал в особенности национального бизнеса – зачем тревожить? Его семья должна быть огорожена бетонной стеной от темных сторон жизни. Но темнота уже вовсю наползала на них…
Вован, белобрысый круглолицый парень, рядовой служащий из охранного агентства «Элида», стоял навытяжку перед своим боссом. В глазах его читалась вина, свойственная людям, не оправдавшим надежд, и тщетно ретушируемый испуг. Вован нутром чуял, что кругом виноват – недоглядел, опростоволосился. Какой-то обыкновенный лох мастерски провел его, сбежав в неизвестном направлении.
Если опустить тот плотный рассол мата, которым собеседники сдабривали свой диалог, то получилось бы примерно следующее: