– Наша пища – эмоции умирающих людей. Мы впитываем страдания и воспоминания, наполняемся их рассказами. Помогаем облегчить муки совести и втягиваем в себя чувства их вины. У каждого человека на груди висит ожерелье из разноцветных камней-ошибок, которые они совершили за свою жизнь и в которых раскаиваются. Мы снимаем с них эту ношу. И тогда человек начинает вспоминать самое счастливое и светлое. Это наш десерт. Умирающий человек – это богатый источник энергии. – Демон облизнулся и сделал глоток горячего кофе. – В больнице я самый обычный медбрат. После работы хожу по таким пациентам, которые должны вот-вот умереть. Делаю последние уколы, приношу последние радости и слушаю. Слушаю…
– О чем тебе рассказывал Валов?
– О прошлом и о жене, конечно. Иннокентий всегда про нее говорил. Вспоминал, как познакомились, как жили вместе, как ссорились и мирились. Он ее очень любил. Слишком светлое чувство, знаешь, как чересчур сладкий шоколадный торт. До сих пор чувствую вкус на языке.
– Давай без неуместных сравнений, – перебил его Михаил, чуть сморщившись.
– Думаю, рак в нем развился от переживания, что она ушла раньше, покинула его. Конечно, учеными официально не признается связь между вашими болезнями и эмоциями. Но не удивлюсь, если в будущем люди наконец признают этот достоверный факт. Нельзя отделять физическое от духовного. Человек един. Без души, чувств, переживаний это уже не человек.
– А демон.
– Нет. Всего лишь мертвый человек.
– И поэтому ты решил воскресить жену Валова?
– Что-о-о? Я? Рай, ты спятил, что ли? – Демон уставился на Михаила, который все еще ждал ответа. – У демонов нет таких способностей. Даже у самых высокопоставленных!
– Соседи видели, как перед самой смертью Валов танцевал со своей женой, – серьезно сказал Михаил.
– Дела-а-а… – Демон изобразил удивление, но Райлиев ему не верил. – Словно магия жизни вернулась. Или некромантия.
– Не начинай, – буркнул демонант.
– А чего ты ждал от меня?
– Не знаю. Надеялся на какой-то более правдоподобный ответ.
– Я всего лишь демон сострадания. Но скажу одно, мечта Иннокентия исполнилась.
– Во сколько ты ушел от него?
– Где-то в половине девятого.
– То есть ты провел с ним всего полчаса?
– Где-то так. Он устал, и сильные боли терзали его. Я сделал капельницу, уложил его в кровать и покинул квартиру. Когда я уходил, Иннокентий был жив. Это точно. Он должен был умереть сегодня. Вот я и вернулся за десертом – самыми последними воспоминаниями. Но меня встретил ты и опечатанная дверь.