Возмущённый неуместными обсуждениями какой-то еврейской бабы и неприкрытым потворством убийце со стороны товарища Савушкина, Котов уж собрался высказаться, но Велизар Евграфович его опередил.
– Савелий Галактионович, я бы попросил вас воздержатся от замечаний! – возмущенно потребовал он. – Иначе я буду настаивать на вашем удалении с допроса!.. А вам, гражданин Руднев, я имею сказать, что даже если десяток Эпельгольц поклянутся в вашей невиновности, это ничего не будет значить в свете имеющихся против вас улик.
– Каких улик? – бесцветно спросил Руднев.
Маркизов приосанился. Беспричинная, но разрастающаяся в его душе жгучая досада на Дмитрия Николаевича развеяла его неуверенность и приободрила.
– Вы можете как-то объяснить наличие крови на ваших руках и одежде, гражданин Руднев? – на этот раз вопрос Велизара Евграфовича прозвучал бодро и отчетливо, словно третий звонок в театре.
– На меня упала вешалка, – в отличие от дознавателя, Дмитрий Николаевич с каждой минутой чувствовал всё большую апатию.
– Она вас поранила? Хотите сказать, эта ваша кровь?
– Нет, не моя. На вешалке висело замаранное кровью пальто, оно меня и испачкало.
Маркизов отложил ручку, подпер голову кулаком и недоуменно уставился на Руднева.
– Дмитрий Николаевич, – впервые за всё время допроса он обратился к задержанному по имени-отчеству, – вы сами-то понимаете нелепость вашего объяснения?
– Что же в нём нелепого? – слабо пожал плечами Руднев. – Проверьте и убедитесь, что я говорю вам правду, всё пальто в крови…
– Мы уже в этом убедились, гражданин Руднев, – нетерпеливо оборвал Велизар Евграфович. – Только вот незадача! Откуда там могло взяться это окровавленное пальто? Убитый был в верхней одежде, значит, оно не его. Мог, конечно, убийца оставить и выйти черным ходом, но тогда бы ему пришлось щеголять по апрельской улице одетым не по сезону. Это бы бросалось в глаза, как вы сами понимаете, однако никто никаких закалённых граждан вблизи места преступления не заметил. А свидетелей у нас с избытком: сторож, четверо старух, что целый день на скамейке просиживают, да ещё паралитик, который с утра до вечера из своего кресла пялится во внутренний двор.
– Убийца мог сменить своё пальто на чужое, висящее в прихожей на вешалке.
– А перепачканное аккуратно повесить на его место? Так? Почему же тогда он нож возле тела бросил? Эдакий педант должен был бы ножик помыть и тоже убрать куда-нибудь. Не так ли?