Всё стандартно. Сначала идеальная картинка из восторженных взглядов, воспевание её неординарности, мудрости и яркости: «Ты самая необычная девушка, что я встречал… Ты словно соткана из звёзд!» А после – холод и явное раздражение. Упрёки и презрительное: «Такие чудачки, как ты, ещё существуют? Я думал, вы повымирали в средневековье!»
Ей казалось, что они одно целое. Ему было интересно, какова она в постели. Она видела в его глазах целую вселенную, он в ней – наивную девственницу с круглой аппетитной попкой и шикарной гривой медно-каштановых волос.
Его приятели, многим из которых импонировала Джесс, поражались тому, что она не замечает очевидных вещей, а Ник делал им немые намёки, что совсем скоро он поимеет эту крошку во всех позах. Друзья и родители пытались её образумить. Но ослеплённая любовью, Джессика не хотела ничего видеть и слышать. Тогда девушка потеряла двух лучших друзей, рассорилась с родителями, защищая любимого… А потом всё рухнуло.
Её швырнули на дно и стали топтать, вытирая грязные ботинки. Унижали и обесценивали всё то, чем она была наполнена, чем дышала. Вытравливали из жизни её знакомых, родных, хобби и интересы, что были важны. Ежедневно, из месяца в месяц. Ник планомерно вбивал в девушку тупые гвозди вины, убеждая, что она сама виновата в таком обращении, что только такое и заслужила.
Однако Джесс не была бы Джесс, если бы позволила себе и дальше вариться в этом дерьме. Когда в ход пошли кулаки, девушка собрала свои немногочисленные вещи и съехала из квартиры, которую они с Ником снимали на деньги от её подработок. Она разорвала свой мир на до и после, оставив своё личное чудовище в этой расщелине «между», откуда нет пути.
А потом был год боли, слёз и депрессии, но Джессика выкарабкалась. Ей не повезло в любви, но очень повезло иметь самую лучшую семью и друзей. Никто ни разу не сказал ей: «Тебя предупреждали». Никто не останавливал потоки слёз бесчувственным: «Наплюй, это того не стоит». Они просто были рядом, держали за руку и дарили свою любовь.
Джессика поняла, что приходит в себя, когда почувствовала потребность писать. Она всегда прекрасно пела и писала проникновенные песни, а теперь музыка стала её личной терапией. Проводя кончиками пальцев по тонким нейлоновым струнам любимой гитары, было проще проживать вспышки боли, всё ещё жившей где-то в самом тёмном уголке её души.