Оставшись в одиночестве, Аня собрала самое необходимое в небольшой рюкзак, оставила Насте стикер на холодильнике, открыла в телефоне карту и пошла на остановку. В детстве расстояния казались бесконечными, двадцать два года же показывали другую картину.
В три, как указано на табличке, автобус отсюда до Кривинцев, в три с небольшим она будет уже там, а вскоре и почти в Озеровке. Посмотрит, как всё изменилось, поговорит с парой местных, навестит мамину подругу Нету – и обратно. Близость Гремучей Горы, заслужившей теперь популярность, влияла и на Озеровку: на вечернем автобусе можно было вернуться как раз к ужину или, возможно, чуть позже. По крайней мере, так задумала Аня.
* * *
Вот только чуть они заехали за Кривинцы, автобус зафырчал и сломался. Водитель ничего определённого сказать не смог, и редкие пассажиры вывалились на дорогу, как горох из стручка. И все почему-то пошли обратно, а вперёд – только одна Аня.
Бутылка воды и панамка в рюкзаке пришлись как нельзя кстати. На жаре плавился мозг. Вокруг то желтели, то зеленели поля, прерываемые тёмными посадками, дорога, покрытая старым разбитым асфальтом, петляла, но неумолимо вела куда нужно. Отдохнуть получилось под деревом у небольшого блестящего на солнце пруда – а потом Аня опять почувствовала себя маленькой и потерянной. Той, чей шаг против этого всего ничего не значит. Так было и в детстве. Озеровка даже на подступах к ней снова побеждала, а потом утешала близким запахом Кривули, тянулась в объятия знакомыми пригорками и говорила: ты – здесь?
Памятник защитникам Великой Отечественной на въезде глядел всё так же хмуро. На другом краю деревни Аню ждал бабушкин дом, но идти туда так сразу было слишком.
Стоило подготовиться – как некоторые, придя на речку, не бросаются в воду с разбегу, а заходят потихоньку, успевая привыкнуть к её холоду. Нужно было сходить и посмотреть, как всё изменилось и что здесь осталось. Есть ли теперь библиотека? Школа? А почта и магазин? Наверное, магазин всё ещё не закрыли – Аню будто нитью тянуло туда.
На тропинке, ведущей к магазину, было безлюдно. Тут недавно прошёл дождь, и его капли падали на погуголые ноги с травы. Эта трава росла в Озеровке везде, сколько Аня себя помнила, и местные называли её мурок или – ласково – мурожок. Это слово навевало то ассоциации с муравой, то воспоминания о том, как в детстве они с Наташей, накружившись во время игры в пьяниц, падали в траву.